Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни

Складно скроенные тексты похожи на паутину: плотную, концентрическую, прозрачную, ладную и прочную. Они затягивают в себя всякую тварь. Метафоры, стремительно проносящиеся сквозь них, становятся их питательной добычей. Материал сам летит в них. О стройности концепции можно судить по тому, вовлекает ли она в себя цитаты. Там, где мысль распахнула одну клетку действительности, она должна без всякого насилия со стороны субъекта проникнуть в следующую. Мысль доказывает свою связь с объектом, как только на ней начинают выкристаллизовываться другие объекты. В свете, который она проливает на определенный предмет, начинают блистать другие.

В своем тексте писатель устраивается как дома. Как он создает беспорядок, перетаскивая из комнаты в комнату бумаги, книги, карандаши и рабочие материалы, так же он ведет себя и в мыслях. Они становятся для него предметами мебели, на которых он сидит или лежит, устраивается поудобнее или, наоборот, приходит в негодование. Он нежно их поглаживает, изнашивает их, приводит в беспорядок, переставляет и разрушает. Тот, кто лишен родины{138}, способен обитать даже в письменной работе. И при этом он неизбежным образом производит, как когда-то семья, и отходы, и хлам. Но у него больше нет кладовки, да и вообще нелегко расставаться с остатками. Поэтому он тащит всё за собой и, в конце концов, подвергается опасности захламить свои страницы. Требование не поддаваться жалости к самому себе подразумевает и техническое требование крайне бдительно реагировать на спад умственного напряжения, устранять всё, что образует на создаваемом труде заскорузлую корку, всё, что движется на холостом ходу, всё, что, возможно, на более ранней стадии, будучи болтовней, создавало теплую среду для роста, а теперь предстает выдохшимся и затхлым. В конечном счете, писателю не дозволено обустроиться даже в письме.

52. Откуда аист приносит детей. Для каждого человека найдется какой-нибудь прообраз из сказки, надо только тщательно поискать. Вот красавица, словно королева из сказки о Белоснежке, спрашивает у зеркала, она ли краше всех на свете. А женщина, что до смерти капризна и привередлива

{139}, создана по образу и подобию той козы, которая повторяла стишок: «Уж я так сыта, что не съесть мне больше ни листа». Склоняющийся под гнетом забот, но не унывающий человек похож на старую сморщенную бабку-лесовичку, что встретила милостивого Боженьку и не признала, но которую Бог благословил вместе со всеми ее родными за то, что та оказала ему помощь. А другой похож на молодого подмастерья, отправившегося по миру искать счастья и расправившегося со многими великанами, – но в Нью-Йорке ему всё равно пришлось умереть. Вот одна бредет по городской чащобе, словно Красная Шапочка, несет бабушке кусок пирога и бутылку вина, а другая раздевается перед любимым совсем по-детски, без стыда, как снимала с себя одежду девочка со звездными талерами{140}

. Умный человек обнаружит в себе душу могучего зверя, сумеет вместе с друзьями избегнуть бед, соберет бременских музыкантов, отведет их в разбойничью пещеру, перехитрит там разбойников, но его вновь потянет домой. А король-лягушонок, неисправимый сноб, с тоскою смотрит на принцессу и не может расстаться с надеждой, что она его спасет.