Читаем Minima Moralia. Размышления из поврежденной жизни полностью

76. Гала-ужин.

То, как тесно переплетены сегодня прогресс и регресс, можно вывести из понятия технических возможностей. Механические процессы воспроизводства, развивавшиеся независимо от того, что воспроизводилось, стали самостоятельными. Они считаются прогрессивными, а всё, что в них не участвует, – реакционным и отсталым. Подобная вера поддерживается тем основательнее, чем вернее супераппараты, как только ими перестают сколько-нибудь пользоваться, грозят обернуться не оправдавшими надежд инвестициями. Однако поскольку их развитие существенно затрагивает то, что в эпоху либерализма именовалось показной стороной, и одновременно собственным весом раздавливает само дело, для которого аппаратура и без того является чем-то внешним, то из приспосабливания к ней потребностей следует гибель притязания на содержательность. Восторженное стремление овладевать новейшими процессами не только вызывает равнодушие к традиционному, но и идет навстречу стационарному хламу и просчитанному идиотизму. Давний китч во всех новых своих обличьях утверждается этим приспосабливанием как haute nouveauté
[46]
. Техническому прогрессу вторит упрямое и тщеславное желание ни в коем случае не приобрести залежавшийся товар, не отстать от сорвавшегося с цепи производственного процесса, и совершенно неважно при этом, в чем заключается смысл произведенного. Бежать за модой, пробиваться вперед, выстаивать в очереди – всё это повсеместно замещает хоть сколько-то рациональную потребность. Ненависть к фильму, вышедшему в прокат три месяца назад, которому во что бы то ни стало необходимо предпочесть самый новый, ничем от старого не отличающийся, едва ли уступает ненависти к радикальной, слишком уж современной музыкальной композиции. Потребители из массового общества желают немедленно оказаться в первых рядах и одновременно ничего не могут упустить. Если знаток в XIX веке прослушивал только один акт оперы из варварской убежденности в том, что ни один спектакль не должен заставлять его уделять ужину меньше времени, сегодня варварство, которому обходной путь к ужину отрезан, никак не может насытиться своей культурой. Каждую программу нужно высидеть до конца, каждый бестселлер – прочесть, каждый фильм в дни его успеха – посмотреть в главном кинотеатре. Обилие беспорядочно потребляемого приводит к пагубным последствиям. Оно лишает возможности ориентироваться, и, подобно тому как в огромном универмаге ищут проводника по отделам, застрявшее между предложениями население ждет своего вождя.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука