Гвенда ошарашенно уставилась на него. За девять лет, что они с Вулфриком трудились на Перкина, тот никогда не говорил ничего подобного.
– Нам нужны деньги, – сказал Вулфрик. – На еду.
– Ты только что поел, разве нет?
– Мы работаем за деньги, а не за похлебку! – вскинулась Гвенда.
– Повторяю, у меня нет денег. Я поехал с яблоками на рынок, их никто не купил, и теперь у меня яблок больше, чем мы можем съесть, но денег нет.
Потрясенная, Гвенда не знала, что сказать. Ей никогда не приходило в голову, что Перкин может просто не заплатить им за труд. Она ощутила укол страха при мысли, что поделать тут ничего нельзя.
Вулфрик озадаченно спросил:
– Как же быть? Нам что, идти на Долгое поле и выкапывать семена обратно?
– Я буду должен вам за эту неделю, – ответил Перкин. – Заплачу, когда дела наладятся.
– А следующая неделя?
– На следующей неделе денег тоже не будет. По-твоему, откуда они возьмутся?
– Пойдем к Марку-ткачу, – решила Гвенда. – Может, он возьмет нас на сукновальню.
Перкин покачал головой:
– Я говорил с ним вчера в Кингсбридже: спрашивал, не наймет ли он вас. Марк отказался – дескать, сукно нынче не продается. Он сохранит Илая с Джеком и подмастерье заодно с запасом готового сукна до лучшей поры, но лишние рты ему сейчас ни к чему.
Вулфрик растерялся:
– Как же нам прокормиться? И как ты будешь пахать весной?
– Можете работать за еду, – предложил Перкин.
Вулфрик поглядел на Гвенду. Та подавила возмущенный ответ. Ее семья угодила в беду, и ни к чему ни с кем ссориться. Она быстро прикинула, что выбор небогатый: либо кормиться, либо умереть с голода.
– Мы будем работать за еду, а ты будешь должен нам деньги.
Перкин опять покачал головой:
– Звучит честно…
– Еще бы не честно!
– Ладно, это честно, но я не могу себе такого позволить. Не знаю, когда у меня появятся деньги. Того и гляди, задолжаю вам к Духову дню целый фунт! Работайте за еду или уходите.
– Тебе придется кормить всех четверых.
– Да.
– Но работать будет только Вулфрик.
– Ну, не знаю…
– Семье нужно больше, чем просто еда. Детям подавай одежку, мужчине башмаки. Если ты не можешь мне платить, придется искать другой способ все это раздобыть.
– Что ты намерена делать?
– Не знаю. – Гвенда помолчала. Она понятия не имела, как справиться с неожиданной напастью, но постаралась прогнать страх. – Потолкую с отцом, узнаю, как он выживает.
– На твоем месте я бы не стала с ним связываться, – вмешалась Пег. – Джоби пошлет тебя воровать.
Гвенда оскорбилась. С какой стати Пег перед нею чванится? Джоби никогда не нанимал людей для того, чтобы в конце недели сказать им, что денег нет. Но она проглотила обиду и негромко проговорила:
– Он кормил меня восемнадцать зим, пускай и продал, в конце концов, разбойникам.
Пег опустила голову и внезапно принялась собирать миски со стола.
Вулфрик проворчал:
– Ну, мы пойдем.
Гвенда не пошевелилась. Все, что возможно, следует выторговывать сейчас. Стоит им уйти, Перкин сочтет, что сделка заключена, и условия уже будет не изменить. Гвенда усиленно размышляла. Ей вспомнилось, что Пег налила эля только родичам.
– Мы не согласны работать за соленую рыбу и разбавленное пиво. Ты станешь кормить нас тем же, чем питается твоя семья: мясом, хлебом, элем – тем, что будет на столе.
Пег негодующе фыркнула. Похоже, она замышляла именно то, чего Гвенда опасалась.
– Это если хочешь, чтобы Вулфрик делал столько же, сколько вы с Робом, – добавила Гвенда. Всем было известно, что Вулфрик успевал больше Роба и делал в два раза больше, чем Перкин.
– Ладно, – согласился хозяин.
– Это соглашение временное. Как только у тебя появятся деньги, ты начнешь нам платить по-прежнему – пенни в день каждому.
– Да.
Наступило короткое молчание. Вулфрик спросил:
– Ну все, что ли?
– Думаю, да, – ответила Гвенда. – Пожми руку Перкину в знак заключения сделки.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
Забрав детей, Гвенда и Вулфрик ушли. Снаружи стало совсем темно. Звезды прятались за тучами, пришлось брести на свет, что пробивался в щели ставней и дверей в соседских домах. К счастью, они шли этой дорогой уже в который раз.
Пока Гвенда укладывала мальчиков, Вулфрик зажег лампу и развел огонь в очаге. Наверху имелись полноценные спальни – семья все еще жила в большом доме родителей Вулфрика, – но спали все на кухне, где было теплее.
Гвенда изводила себя, накидывая на сыновей одеяла и придвигая мальчишек к огню. Она выросла с решимостью жить по-другому, нежели ее мать, избавиться от бесконечных забот и нужды; она стремилась к независимости, желала обрести пятачок своей земли, работящего мужа и справедливого лорда. Вулфрик отчаянно хотел вернуть себе надел отца. Но ничего, увы, не сбылось. Сама Гвенда осталась нищенкой, ее муж был безземельным батраком, которому наниматель не мог платить даже пенни в день. «В точности, как у матери», – подумалось Гвенде. На душе было слишком горько, чтобы плакать.
Вулфрик взял с полки глиняную бутылку и налил себе эля в деревянную кружку.
– Давай напивайся впрок, – кисло проговорила Гвенда. – Теперь тебе долго эля не видать.
Вулфрик пустился размышлять вслух: