Основную часть своего состояния Мерфин доверил семейству Кароли во Флоренции. Их родные в Англии выдадут ему деньги. Кароли постоянно переводили средства таким образом, и девять лет назад Мерфин уже воспользовался их услугами, переправив толику денег из Кингсбриджа во Флоренцию. Разумеется, он знал, что случиться может всякое: купеческие семейства иногда разорялись, особенно если одалживали деньги ненадежным особам, наподобие королей и князей; поэтому Мерфин зашил крупную сумму в золотых флоринах в исподнюю сорочку.
Лолла наслаждалась путешествием. Единственному ребенку в компании уделяли много внимания. Днем она ехала в седле перед отцом, который крепко обнимал ее локтями, а пальцами держал поводья. Мерфин пел песни, читал стихи, рассказывал сказки и показывал на то, что виднелось вокруг, – на деревья, мельницы, мосты и храмы. Наверное, она не понимала и половины из сказанного, но отцовский голос доставлял ей радость.
Мерфин никогда раньше не проводил с дочерью столько времени. Они были вместе сутки напролет, день за днем, неделю за неделей. Он рассчитывал, что такая близость частично возместит девочке утрату матери, однако все выходило наоборот: он чувствовал, что ему самому без дочери было бы безмерно одиноко. Лолла больше не вспоминала маму, но то и дело обнимала отца за шею и изо всех сил прижималась к нему, словно боясь, что он ее отпустит.
Лишь однажды Мерфин испытал сожаление – перед огромным Шартрским собором, в шестидесяти милях от Парижа. Западный фасад собора украшали две башни. Северная стояла недостроенной, зато южная возносилась к небесам на триста пятьдесят футов. Башни напомнили ему, что когда-то он хотел возводить подобные здания. В Кингсбридже ему это вряд ли позволят.
В Париже он задержался на две недели. Сюда чума еще не добралась, и было несказанно приятно видеть вместо пустынных улиц и трупов у порогов обычную жизнь большого города, где люди покупали и продавали, гуляли и веселились. Мерфин приободрился и лишь теперь осознал, насколько он был угнетен флорентийскими ужасами. Он присматривался к парижским соборам и дворцам, делал зарисовки подробностей, которые его особенно заинтересовали; при себе у него имелась маленькая записная книжка из бумаги, нового писчего материала, стремительно покорявшего Италию.
Покинув Париж, он присоединился к знатной семье, возвращавшейся в Шербур. Слыша лопотание Лоллы, все принимали Мерфина за итальянца, а он не рассеивал это заблуждение, поскольку англичан на севере Франции люто ненавидели. Со знатным семейством и их свитой он неторопливо пересек Нормандию; в седле перед ним сидела Лолла, а позади шла поводу вьючная лошадь. Мерфин неутомимо рассматривал церкви и аббатства, уцелевшие после вторжения короля Эдуарда почти два года назад.
Можно было бы передвигаться быстрее, но он твердил себе, что подобные шансы выпадают нечасто и нужно сполна насладиться чужеземным архитектурным многообразием. Однако в мгновения искренности перед собою он признавал, что просто боится возвращаться в Кингсбридж.
Он ехал домой, к Керис, но она вполне могла оказаться совсем не той Керис, какой была девять лет назад: могла измениться и внешне и духовно. Некоторые монахини толстели, их единственным удовольствием в жизни становилась еда. Правда, Керис скорее похудела, изнуряя себя голодом в приступах самоотречения. Может статься, она теперь одержима верой, молится целыми днями и сечет себя за воображаемые грехи. А может, вовсе умерла.
Все это являлось ему в ночных видениях, но в глубине души Мерфин знал, что Керис не раздобрела и не сделалась истово верующей. Если бы она умерла, он бы узнал об этом, как узнал о смерти ее отца. Она почти наверняка будет все той же Керис, невысокой, стройной чистюлей, сообразительной, деятельной и решительной. Как она примет его? Какие чувства испытывает к нему после девяти лет разлуки? Равнодушно вспоминает, как часть прошлого, из-за которого нечего переживать, как он сам, к примеру, вспоминал Гризельду? Или еще тоскует по нему? Мерфин не знал, что думать, и сильно беспокоился.
Судно прибыло в Портсмут, откуда Мерфин отправился дальше с торговцами. На перекрестке Мьюдфорд торговцы свернулись на Ширинг, а Мерфин с Лоллой перешли вброд мелкую реку и двинулись по кингсбриджской дороге. «Как жалко, что на перекрестке нет никакого знака, – думал Мерфин. – Сколько людей продолжают ездить в Ширинг просто потому, что не ведают о близости Кингсбриджа».
Стоял теплый летний день, ярко светило солнце, и они увидели город в золотистой дымке. Сперва над деревьями показалась макушка соборной башни. По крайней мере, та не рухнула, хотя Элфрик ремонтировал ее одиннадцать лет назад. Досадно, что башню не видно с перекрестка Мьюдфорд, иначе количество гостей города выросло бы многократно.
Подъехали ближе, и Мерфин внезапно испытал диковинное чувство, одновременно возбуждение и страх, да такое сильное, что его замутило. Он даже испугался, что придется спешиться, но постарался успокоиться. Что может случиться теперь? Пусть Керис примет его равнодушно, не умрет же он от этого.