Мужчина показался ей знакомым. Он не ответил на приветствие, лишь пристально посмотрел золотисто-карими глазами. Тут она узнала его и выронила кружку.
– О господи! Это ты.
Мерфин не сомневался, что эти несколько мгновений, пока она не узнала его, запомнятся на всю жизнь, что бы с ним ни случилось. Он жадно всматривался в лицо, которое не видел девять лет, и вспоминал с потрясением, которое можно было сравнить с прыжком в жаркий день в холодную воду, так дорого ему это лицо. Она почти не изменилась, даже не казалась старше, все страхи оказались беспочвенными. «Ей теперь тридцать, – подсчитал он, – но она все так же стройна и порывиста, как в двадцать». Быстро, деловито зашла в госпиталь с деревянной кружкой какого-то лекарства, посмотрела на него, помедлила и выронила кружку.
Он счастливо ухмыльнулся.
– Ты здесь. А я думала, во Флоренции.
– Я очень рад, что вернулся.
Керис посмотрела на лужу на полу. Сопровождавшая ее монахиня сказала:
– Не волнуйся, я приберу. Иди поговори.
Мерфин заметил, что вторая сестра миловидна, хотя почему-то грустна до слез, но был слишком возбужден, чтобы придавать этому значение.
– Когда ты приехал?
– Час назад. Хорошо выглядишь.
– А ты… такой мужчина.
Он рассмеялся.
– Что заставило тебя вернуться?
– Долгая история. Но я хотел бы ее тебе рассказать.
– Пойдем на улицу. – Едва коснувшись руки, она повела его к выходу. Монахиням возбранялось дотрагиваться до мирян, уж тем более вести уединенные беседы с мужчинами, но для Керис такие правила всегда были мелочами. Мерфин порадовался, что за девять лет она не привыкла подчиняться правилам и приказам.
Показав на скамейку возле огорода, Мерфин проговорил:
– Здесь я сидел с Марком и Медж девять лет назад, в тот день, когда ты поступила в монастырь. Медж передала, что ты не хочешь меня видеть.
Керис кивнула.
– Это был самый несчастный день в моей жизни, но я знала, что, если увижусь с тобой, все будет еще хуже.
– Я тоже извелся, но хотел тебя видеть – не важно, к лучшему или к худшему.
Керис устремила на него привычный честный взгляд зеленых глаз с золотистыми пятнышками.
– Звучит как упрек.
– Может, это и есть упрек. Я был очень зол на тебя. Мне почему-то казалось, что ты должна кое-что объяснить. – Он не собирался заводить этот разговор, но теперь ничего не мог с собой поделать.
Керис не стала извиняться.
– Все очень просто. Я едва могла заставить себя расстаться с тобою. Вынуди ты меня прийти, я бы, по-моему, покончила с собой.
Мерфин опешил. Все эти девять лет он считал, что в тот день она думала только о себе. Теперь ему стало ясно, что, предъявляя ей подобные обвинения, о себе думал он. Да, Керис всегда умела переубеждать. Тяжело признавать, но она права.
Развернувшись и не желая садиться, они пошли по лужайке. Небо затянули облака, солнце скрылось.
– В Италии страшная болезнь. Ее называют «la moria grande».
– Слышала. В южной Франции вроде тоже. Жутко, правда?
– Я переболел. Даже выздоровел, что случается нечасто. А моя жена Сильвия умерла.
Керис широко раскрыла глаза.
– Мне очень жаль. Врагу не пожелаешь такого.
– Вся ее семья умерла, мои заказчики тоже, и мне показалось, самое время вернуться домой. А ты как?
– Меня только что назначили келарем, – с гордостью поделилась Керис.
Мерфину эта новость показалась пустяковой, особенно после пережитого им ужаса, однако для женского монастыря такие назначения важны.
Он окинул взором огромный храм.
– Во Флоренции есть удивительный собор. Весь в узорах разноцветных камней. Но мне больше нравится наш, с резными фигурами одного оттенка.
Пока он осматривал башню – серый камень на фоне серого неба, – пошел дождь.
Они переместились в храм. С десяток человек стояли в нефе: гости города любовались убранством собора, кто-то молился, а два послушника подметали пол.
– Помню, как обнимал тебя за этой колонной, – улыбнулся Мерфин.
– Я тоже, – ответила Керис, не глядя на него.
– Ты для меня значишь то же, что и тогда. Вообще-то я именно поэтому и приехал.
Она развернулась и сердито посмотрела ему в глаза:
– Но ты женился.
– А ты стала монахиней.
– Но как ты мог жениться на ней… на Сильвии, если любил меня?
– Мне казалось, я смогу забыть тебя, но не вышло. Уже потом, когда думал, что умру, я понял, что так и не освободился от тебя.
Ее гнев прошел так же быстро, как и вспыхнул, на глазах показались слезы.
– Я знаю. – Она опять отвернулась.
– Ты тоже это чувствуешь.
– Я не меняюсь.
– А ты пыталась?
Керис посмотрела ему в глаза.
– Одна монахиня…
– Та красотка, что была с тобою в госпитале?
– Откуда ты знаешь?
– Она заплакала, увидев меня. Я сначала не понял почему.
Керис выглядела виноватой, и Мерфину подумалось, что она сейчас испытывает то же чувство, какое испытывал он, когда Сильвия принималась рассуждать о «твоей английской девушке».
– Мэйр дорога мне. Она любит меня. Но…
– Но ты меня не забывала.
– Да.
Мерфин ликовал, однако попытался не показать этого.
– В таком случае ты должна снять с себя обет, покинуть монастырь и выйти за меня замуж.
– Покинуть монастырь?