Мир без конца

– Алое сукно приносит прибыль Кингсбриджу.

Ральф пожал плечами.

– Марк-ткач платит мне вовремя. – Сукноделие, разумеется, было делом ниже рыцарского достоинства.

– Я ночевал у Гвенды и Вулфрика. Ты помнишь, Гвенда – детская подруга Керис.

– Помню, как все мы столкнулись в лесу с сэром Томасом Лэнгли.

Мерфин покосился на Алана Фернхилла. Они все сдержали детскую клятву и никому не рассказывали о той встрече. Мерфин намеревался молчать и дальше, чувствуя, что это по-прежнему важно для Томаса, пусть и по неведомой причине. Алан не пошевелился: очень много выпил и явно плохо соображал. Мерфин быстро продолжил:

– Керис просила меня поговорить с тобой о Вулфрике. Она считает, что ты уже достаточно наказал его за ту драку. И я с ней согласен.

– Он сломал мне нос!

– Я был там, помнишь? Ты сам не без вины. Оскорбил его невесту. Как ее?..

– Аннет.

– Разве ее груди стоили сломанного носа? Ты тогда опозорился.

Алан расхохотался, но Ральфу было нисколько не смешно.

– Из-за Вулфрика меня чуть не повесили. Он подговорил лорда Уильяма, когда Аннет вообразила, будто я ее изнасиловал.

– Но тебя не повесили. А ты распорол Вулфрику щеку, когда бежал от суда. У него теперь зубы наружу торчат. Шрам не сойдет.

– Вот и славно.

– Ты мстишь уже одиннадцать лет. Его жена отощала, дети больны. Может, хватит, Ральф?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Не хватит.

– Но почему? – в раздражении воскликнул Мерфин. – Не понимаю тебя.

– Я и дальше буду наказывать Вулфрика, ничего ему не дам и буду его унижать. Его самого и его женщин.

Мерфина потрясла подобная откровенность.

– Великие небеса, для чего все это?

– Трудно ответить в двух словах. Я научился тому, что прямота до добра не доводит. Но ты мой большой брат, и я всегда нуждался в твоем одобрении.

«Каким Ральф был, таким и остался, – понял Мерфин, – просто теперь лучше, чем в молодости, понимает себя».

– Причина проста, – продолжал брат. – Вулфрик меня не боится. Не испугался тогда, на шерстяной ярмарке, и не боится до сих пор, после всего, что я ему сделал. Поэтому он будет страдать дальше.

Мерфин обомлел.

– Это же пожизненный приговор.

– В тот день, когда я увижу в его глазах страх, он получит все, чего пожелает.

– Тебе это так важно? – с сомнением спросил Мерфин. – Чтобы тебя боялись?

– Важнее всего на свете, – ответил Ральф.

57

Возвращение Мерфина обернулось для города переменами. Керис наблюдала за происходящим с удивлением и восхищением. Началось все с победы над Элфриком в приходской гильдии. Люди осознали, что из-за невежества олдермена Кингсбридж мог лишиться моста, и это пробудило их от равнодушия. Но все понимали, что Элфрик не более чем прихвостень Годвина, и подлинным средоточием недовольства стало аббатство.

Больше никто не хотел подчиняться приору. Город пробуждался, и Керис это радовало. Перед Марком-ткачом виднелась возможность победить на выборах первого ноября и стать олдерменом. Если это произойдет, приор Годвин больше не сможет хозяйничать по-прежнему, и тогда, возможно, город оживет – с рынками по субботам, с новыми сукновальнями, с независимыми судами, которым верят торговцы.

Впрочем, куда сильнее Керис беспокоила собственная участь. Возвращение Мерфина стало этаким землетрясением и потрясло ее жизнь до основания. Сначала она просто ужаснулась мысли, что придется бросить все, чем ей выпало заниматься последние девять лет: расстаться с положением в монастыре, оставить заботливую Сесилию, влюбленную Мэйр, престарелую Юлиану, а главное – госпиталь, ныне такой чистый, благоустроенный и гостеприимный.

Но дни становились короче и холоднее, а Мерфин отремонтировал мост и приступил к строительству новых домов на острове Прокаженных – где задумал целую улицу, – и решимость Керис задержаться в монашестве слабела. Ограничения, которые она уже было перестала замечать, вновь начали раздражать. Привязанность Мэйр, вносившая приятное разнообразие в повседневность, стала приводить в бешенство. Керис даже начала воображать, какой может оказаться совместная жизнь с Мерфином.

Еще она много думала о Лолле и о том ребенке, которого могла бы родить от Мерфина. Свои темные глаза и черные волосы девочка, верно, унаследовала от матери-флорентийки. У их с Мерфином общей дочери скорее всего были бы зеленые глаза, как у всех в роду Керис. Поначалу было противно и страшно думать о том, чтобы бросить монастырь и удочерить ребенка другой женщины, однако, увидев Лоллу, Керис изменила свое отношение.

Конечно, в монастыре она ни с кем не могла об этом поговорить. Мать Сесилия скажет, что нужно хранить обеты; Мэйр будет умолять остаться. Керис мучилась в одиночестве, не в силах заснуть по ночам.

Ссора из-за Вулфрика привела ее в отчаяние. Когда Мерфин ушел, она заперлась в аптеке и разрыдалась. Почему все настолько запутанно? Ведь она всего-навсего хотела поступить правильно.

Пока Мерфин ездил в Тенч, Керис открылась Медж, жене Марка-ткача.

Через два дня после отъезда Мерфина Медж рано утром пришла в госпиталь. Керис и Мэйр занимались текущими делами.

– Мне тревожно за Марка, – сказала Медж.

Мэйр повернулась к Керис.