– Согласна. Но я понимаю, что тобою движет.
– Да уж. Сдается мне, я растратил половину жизни на напрасное ожидание.
– Любовь никогда не бывает напрасной.
Мерфин удивленно посмотрел на Бесси, помолчал и ответил:
– Ты мудрая женщина.
– В доме никого нет, кроме Лоллы. Все гости разошлись. – Она встала со стула и опустилась на колени перед Мерфином. – Я хочу тебя утешить. Как могу.
Он вгляделся в ее круглое доброе лицо, ощутил шевеление в паху. Он так давно не держал в объятиях теплое женское тело. Но покачал головой.
– Не хочу тебя использовать.
Бесси улыбнулась.
– Я не прошу тебя жениться на мне. Не прошу даже любить. Я только что похоронила отца, а тебя огорчила Керис. Нам обоим нужно человеческое тепло.
– Чтобы притупить боль, как кувшин вина.
Она взяла его за руку и поцеловала ладонь.
– Лучше вина.
Бесси прижала его руку к своей груди, большой и мягкой на ощупь, и Мерфин испустил вздох, поглаживая сосок. Бесси запрокинула голову, а он подался вперед и прильнул к ее губам. Она тихонько застонала. Поцелуй оказался восхитительным, как глоток холодной воды в жаркий день, и Мерфин не мог оторваться.
Потом она отстранилась, тяжело дыша, встала, стянула через голову домотканое платье. Ее обнаженное тело отливало розовым в бликах пламени. Бесси словно вся состояла из округлостей: круглые бедра, круглый живот, круглые груди. Продолжая сидеть, Мерфин положил руки ей на пояс и привлек к себе, поцеловал теплую кожу живота, дотронулся губами до розовых сосков, посмотрел на зардевшееся лицо.
– Пойдем наверх? – негромко спросил он.
– Нет, – прошептала Бесси. – Я не могу так долго ждать.
62
Выборы настоятельницы назначили на следующий день после Рождества. Утром Керис чувствовала себя такой разбитой, что едва поднялась с постели. Когда зазвонил колокол к службе, возник немалый соблазн спрятать голову под одеяло и сказать, что ей нездоровится, но она не могла притворяться, когда вокруг было столько умирающих, и в конце концов превозмогла себя.
По ледяным каменным плитам внутреннего двора она шла бок о бок с Элизабет – вдвоем они возглавляли вереницу монахинь, что тянулись в собор. Это было обговорено заранее, поскольку ни одна из сестер не желала признавать первенство другой, пока не прошли выборы. Но Керис на самом деле было уже все равно. Она знала, что исход выборов предрешен. Пока пели псалмы и читали молитвы, она зевала и дрожала от холода. А еще злилась. Сегодня днем Элизабет выберут настоятельницей. Керис негодовала на монахинь, которые за нею не пошли, ненавидела Годвина за его вражду и презирала городских купцов, не пожелавших вмешаться.
Казалось, что ее жизнь – череда неудач. Она не построила новый госпиталь, о котором мечтала, а теперь не построит уже никогда.
Еще она обижалась на Мерфина, ибо тот сделал предложение, которое невозможно принять. Он просто ничего не понял. Для него их брак неотделим от жизни и работы зодчего, а ей придется променять на домашние заботы то дело, которому она посвятила свою жизнь. Именно поэтому она уклонялась от прямого ответа столько лет, а вовсе не потому, что не хотела быть с ним; хотела больше всего на свете, жаждала его до умопомрачения.
Она пробормотала последние слова молитвы, а затем, даже не задумавшись, вышла первой из храма. Когда сестры двигались по внутреннему двору, позади Керис кто-то чихнул. Она же пребывала в таком унынии, что не обернулась посмотреть.
Монахини поднялись по лестнице в дормиторий. Войдя в помещение, Керис услышала натужное дыхание и поняла, что кто-то пропустил службу. Свеча выхватила из сумрака наставницу послушниц сестру Симону – строгую женщину средних лет, добросовестную монахиню, которая не стала бы притворяться. Керис повязала на лицо полотняную маску и встала на колени возле тюфяка Симоны. Та обильно потела и выглядела испуганной.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно, – ответила Симона. – Мне снились странные сны.
Керис потрогал ее лоб. Тот оказался обжигающе горячим.
– Можно мне попить?
– Сейчас.
– Думаю, это простуда.
– Так или иначе, у тебя жар.
– Но я ведь не заболела чумой, правда? Ведь не настолько все плохо?
– Нужно идти в госпиталь, – уклончиво ответила Керис. – Ты можешь ходить?
Симона с трудом поднялась. Керис взяла с тюфяка одеяло и обернула плечи больной.
Когда шли к двери, вновь послышалось чихание. На сей раз Керис заметила, что чихает пухленькая сестра Рози, нынешний матрикуларий. Судя по всему, этой сестре тоже было страшно.
Керис поманила еще одну монахиню:
– Сестра Кресси, отведи Симону в госпиталь, а я осмотрю Рози.
Кресси взяла Симону за руку и повела вниз по лестнице.
Керис подняла свечу повыше. Лицо Рози было мокрым от пота. Керис оттянула ворот ее платья и увидела россыпь лиловых пятнышек на плечах и груди.
– Нет, – взмолилась Рози. – Нет, пожалуйста.
– Может, это ерунда, – солгала Керис.
– Я не хочу умирать от чумы! – Голос Рози дрогнул.
– Успокойся и иди за мной, – негромко сказала Керис и крепко взяла Рози за руку.
Та стала сопротивляться:
– Нет, я не больна!
– Помолись, сестра. «Ave Maria». Давай.
Рози начала молиться, и вскоре Керис удалось ее увести.