Мир без конца

– Кто за Керис?

Послышались крики «да». Керис почудилось, что за нее высказались почти все.

«Получилось, – подумала она, – я – настоятельница. Теперь можно приступать к делам».

– В таком случае… – начала Маргарита.

Неожиданно послышался мужской голос:

– Подождите!

Кто-то ахнул, кто-то вскрикнул, все обернулись. В дверях стоял Филемон. «Подслушивал», – поняла Керис.

– Прежде чем вы продолжите… – сказал он.

Керис не собиралась этого терпеть, вскочила и перебила:

– Как ты посмел зайти в женскую обитель! Тебе никто не разрешал, тебя никто не звал. Уходи!

– Меня послал лорд приор.

– Он не имеет права…

– Он стоит во главе Кингсбриджского аббатства и в отсутствие настоятельницы или ее помощницы руководит сестрами.

– Настоятельница у нас уже есть, брат Филемон. – Керис шагнула к нему: – Меня только что избрали.

Монахини терпеть не могли Филемона и потому дружно захлопали.

– Приор Годвин будет против результатов этих выборов.

– Слишком поздно. Передай ему, что теперь женской обителью руководит мать Керис и что она тебя выгнала.

Филемон попятился.

– Ты не настоятельница. Тебя должен утвердить епископ!

– Вон! – крикнула Керис.

Сестры подхватили:

– Вон! Вон! Вон!

Филемон поник, поскольку совершенно не привык к подобному обращению. Керис сделала еще шаг в его направлении, и он снова попятился. Происходящее изумляло и одновременно пугало. Монахини закричали громче. Вдруг Филемон развернулся и выскользнул за дверь.

Сестры ликовали и веселились, но Керис понимала, что последние слова Филемона – истинная правда, избрание должен одобрить епископ Анри.

А Годвин сделает все, чтобы этому помешать.

* * *

Горожане-добровольцы расчистили акр лесистой земли на дальнем берегу реки, и Годвина позвали освятить участок под новое кладбище. Все кладбища в пределах городских стен уже не вмещали тела усопших, а кладбище при соборе стремительно заполнялось.

Ежась от резкого и холодного ветра, настоятель кропил землю святой водой, что замерзала едва ли не на лету, а шествовавшие за приором братья и сестры пели псалом. Хотя обряд еще не закончился, могильщики уже приступили к своим обязанностям. Холмики сырой земли тянулись ровными рядами вдоль прямоугольных ям, выкопанных как можно ближе друг к другу ради сбережения места. Одного акра надолго не хватит, поэтому горожане взялись расчищать следующий участок леса.

В подобные мгновения самообладание давалось аббату нелегко. Чума мнилась могучей волною, что сметает все на своем пути, и ее было не остановить. Только за одну предрождественскую неделю монахи отпели сотню человек, а число умерших продолжало возрастать. Вчера умер брат Иосиф, заболели еще двое монахов. Когда это кончится? Неужели все на свете умрут? Неужели умрет сам Годвин?

Приор настолько испугался этой мысли, что остановился и уставился на золотое кропило, словно забыв, как оно очутилось у него в руке. На миг его охватил такой ужас, что он не мог двинуться с места. Филемон, шагавший за ним по пятам, легонько подтолкнул Годвина в спину. Приор неловко шагнул вперед и продолжил переставлять ноги. Нужно поскорее прогнать эти жуткие видения.

Он стал размышлять о выборах в женской обители. Проповедь превзошла все ожидания, и Годвин уверился, что победа Элизабет неотвратима. Но течение событий вдруг резко изменило направление, и вопиющий новый всплеск восторгов по поводу Керис стал полной неожиданностью. Вмешательство Филемона было запоздалым. Годвину хотелось топать ногами и кричать.

Но это еще не конец. Пускай Керис дерзко выставила Филемона, она должна понимать, что ее положение не является прочным до одобрения епископа Анри.

К несчастью, Годвину пока не представилось возможности наладить отношения с Анри. Новый епископ не говорил по-английски и всего однажды приезжал в Кингсбридж. Поскольку он лишь недавно принял сан, Филемону не удалось вызнать, есть ли у него роковые слабости. Но он мужчина и священнослужитель, а значит, должен поддержать Годвина в борьбе с Керис.

Настоятель даже написал Анри письмо, уведомляя, что Керис колдовством заставила монахинь поверить, будто может спасти их от чумы. Он подробно поведал историю, случившуюся девять лет назад, изложил обвинение в ереси, упомянул суд, смертный приговор и спасение благодаря матери Сесилии. Он надеялся посеять в новом епископе семена недоверия к Керис.

Но когда Анри прибудет? Никто не помнил, чтобы епископ отсутствовал на рождественской службе. В сухом ответном письме архидьякона Ллойда говорилось, что епископ чрезвычайно занят, проводя назначения вместо скончавшихся от чумы священников. Не исключено, кстати, что Ллойд настроен против Годвина. Он был человеком графа Уильяма, обязанным своим положением его покойному брату Ричарду. А отец Уильяма и Ричарда граф Роланд ненавидел Годвина. Но решение принимать не Ллойду, а Анри Монскому. Словом, развитие событий трудно предугадать. Однако Годвин чувствовал, что не владеет положением. Его власти угрожала Керис, а жизни – беспощадная чума.