Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений

Весной 1957 г. совещание компартий не состоялось, и не в последнюю очередь из-за выжидательной позиции югославов. Их позиция отчасти объяснялась сохранявшейся нерешенностью проблемы, связанной с продолжением американских поставок вооружения в Югославию[1024]. В этих условиях Белград не хотел демонстрировать слишком далеко идущих шагов к сближению с советским блоком. Да и независимо от состояния отношений с Западом, ФНРЮ, дорожа своей репутацией нейтрального государства, предпочитала сближаться с СССР только при условии встречного движения со стороны Кремля, готовности Москвы к определенному компромиссу, как это произошло в июне 1956 г., когда по итогам советско-югославских переговоров была принята Декларация, в основе которой лежал югославский проект. Кроме того, руководство СКЮ выжидало дальнейшего хода развития событий в Венгрии. Вплоть до поездки Я. Кадара в Москву (21–27 марта 1957 г.) не был окончательно решен вопрос о возвращении во власть людей команды бывшего партийного лидера М. Ракоши (совершенно неприемлемой для Белграда, поскольку инициированное именно Ракоши и его окружением в 1949 г. судебное дело Ласло Райка стало апогеем антиюгославской кампании конца 1940-х гг.) С другой стороны, весной 1957 г. в Будапеште с каждым месяцем ужесточалась риторика в адрес Имре Надя, вызывавшая в Белграде большое неудовольствие: «дело Надя» (подобно тому как в 1949 г. «дело Райка») могло дать повод для эскалации критики в адрес СКЮ, обвинений в поддержке венгерских «ревизионистов». В итоге руководство СКЮ сочло во второй половине марта проведение совещания несвоевременным, о чем информировало китайскую сторону

[1025].

Через два месяца, однако, ситуация изменилась. Факты свидетельствовали о начавшейся подготовке в Венгрии судебного процесса по делу И. Надя. Это вызвало недовольство лидеров ПОРП, сумевших в условиях октябрьского кризиса 1956 г. расширить поле самостоятельности в отношениях с Москвой. Они резонно полагали, что возрождение сталинской репрессивной практики не только бросает тень на коммунистическое движение в целом, но и создает нежелательную для них угрозу реванша сталинистских сил в масштабе всего советского блока. В конце мая во время встречи с Хрущевым в Москве В. Гомулка и Ю. Циранкевич выразили сомнения в том, что процесс по делу И. Надя способствовал бы нормализации положения в Венгрии[1026]

. В еще большей мере планы суда над И. Надем беспокоили югославов, все чаще проводивших параллели с пресловутым «делом Райка». «Представители югославского посольства в Будапеште при каждой беседе с венгерскими товарищами пытаются подчеркнуть ненужность организации процесса над Имре Надем», – доносил 21 июня в Москву дипломат В. А. Крючков, будущий председатель КГБ[1027]. Обозначившаяся склонность Белграда к компромиссу не укрылась от Кадара, говорившего 6 июня советскому послу Е. И. Громову о том, что югославы в последнее время предпринимают очевидные попытки улучшить отношения с СССР и его союзниками. Посол, следуя сохранявшейся линии центра на укрепление единства мирового коммунистического движения, в ответ заметил, что если эти попытки являются искренними, надо предпринять встречные шаги, не идя вместе с тем на идеологические компромиссы

[1028].

Таким образом, к лету 1957 г. в Москве возобладала точка зрения о необходимости принятия дополнительных усилий в целях улучшения советско-югославских отношений. В повестку дня заседания Президиума ЦК КПСС от 31 мая был внесен пункт «О Югославии». Теперь уже не китайская, а советская сторона решила «проявить инициативу по вопросу созыва совещания руководителей партий социалистических стран» с участием Югославии[1029]

. Был утвержден текст памятной записки для ЦК СКЮ с предложением о проведении в летние месяцы совещания представителей компартий – в Болгарии, в Румынии либо в Советском Союзе (в Крыму)[1030]. С точки зрения КПСС, можно было бы не определять заранее повестку дня, чтобы участники совещания могли сами ставить на обсуждение интересующие их вопросы. 3 июня посол СССР Н. П. Фирюбин был принят Тито, который заверил его, что ЦК СКЮ будет со своей стороны укреплять и развивать советско-югославские отношения, заметив одновременно, что перед совещанием братских партий было бы целесообразно провести двустороннюю встречу делегаций КПСС и СКЮ для взаимного прояснения позиций[1031].

Руководство КПК поддержало инициативу КПСС о созыве летом совещания компартий социалистических стран и, со своей стороны, предложило провести предварительные межпартийные консультации для прояснения позиций всех партий по наиболее принципиальным вопросам. В Пекине придавали решающее значение подготовке итоговой декларации, в которую следовало, по мнению лидеров КПК, включить только те положения, которые могли быть приняты единогласно[1032].