Как можно судить из документов, еще в июле, т. е. до советско-югославской встречи, компартии социалистических стран были проинформированы о планах проведения совещания, в котором наряду с представителями партий соцстран приняли бы участие коммунисты Франции и Италии. Москва не хотела показывать свою инициирующую роль в подготовке совещания, ссылаясь, в частности, в переписке с венгерским лидером Я. Кадаром на мнение других партий о желательности проведения совещания для обсуждения актуальных вопросов[1039]
. Место и время встречи напрашивались сами собой в связи с приближающимся 40-летним юбилеем Октябрьской революции (прежняя идея провести совещание летом на Черном море отпала, будучи заслоненной необходимостью предварительных советско-югославских бесед). В августе компартии социалистических стран, а также Франции и Италии были проинформированы о результатах советско-югославской встречи, о том, что СКЮ в целом позитивно отнесся к идее проведения совещания компартий. Учитывая популярность югославского опыта и влияние в мире СКЮ как носителя модели реального социализма, альтернативной советской, бойкот со стороны Тито и его команды мог быть воспринят как шаг к расколу коммунистического движения, и само проведение совещания в этих условиях показалось бы многим несвоевременным. Напротив, выраженная готовность югославов участвовать в совещании означала, что раскола не будет. Узнав о позиции югославов, все компартии высказались за проведение многосторонней встречи. Таким образом, именно после августовских бесед Хрущева и Тито вопрос о проведении в ноябре в Москве совещания был в принципе согласован и могла начаться подготовительная работа, в первую очередь, над проектом итоговой декларации.Первоначальный проект декларации был подготовлен в Москве, в аппарате ЦК КПСС. Доступные на сегодняшний день архивные документы не отражают непосредственного участия представителей иностранных компартий в работе над проектом на раннем этапе. Учитывая, что в августе на встрече с югославами проявились (как и ожидалось) разногласия по целому ряду вопросов, а вместе с тем участию СКЮ в совещании придавалось первостепенное значение, в Москве было решено за несколько недель до совещания ознакомить лидеров СКЮ с подготовленным проектом декларации, чтобы согласовать все спорные моменты. После того, как к середине октября работа над первоначальным проектом была завершена, в Белград для обсуждения текста документа с представителями СКЮ выехали эмиссары КПСС – заведующие отделами ЦК, отвечавшими за связи с иностранными компартиями, Ю. В. Андропов и Б. Н. Пономарев[1040]
. 15 и 18 октября они имели беседы с представителями высшего югославского руководства Э. Карделем, А. Ранковичем и В. Влаховичем. Окончательное решение было принято Исполкомом ЦК СКЮ 17 октября. С югославской стороны было заявлено, что хотя документ этот по сути правильный, вместе с тем его подписание создало бы для СКЮ немалые, прежде всего внешнеполитические и внешнеэкономические трудности. Оно было бы воспринято на Западе как отказ ФНРЮ от политики нейтралитета, пересмотр всей внешнеполитической концепции, вхождение страны в «социалистический блок», и это могло бы возыметь для Белграда далеко идущие последствия.Как раз накануне первой беседы Андропова и Пономарева с Карделем, 14 октября, правительство ФНРЮ, выполняя обещание, данное советскому руководству в начале августа, признало ГДР. Это вызвало жесткую реакцию ФРГ. В соответствии с так называемой «доктриной Хальштейна» признание ГДР автоматически влекло за собой разрыв дипломатических отношений ФРГ с соответствующей страной (исключение было сделано лишь для СССР, о чем канцлер ФРГ К. Аденауэр договорился с советскими лидерами во время визита в Москву в сентябре 1955 г.). Следуя этой доктрине, правительство ФРГ 19 октября объявило о разрыве дипотношений с Югославией. Предвидя такой результат в свете первых же жестких заявлений Бонна, Кардель 18 октября откровенно заявил Андропову и Пономареву, что не хотел бы для своей страны новых осложнений с Западом, тем более в момент, когда Югославия особенно нуждалась в экономической помощи (в том числе в поставках зерна вследствие неурожая).