Номер 52731 ничего не боялся. Боялся Вовка – там, под отцовским пальто, и во время пересылки в Германию, – но теперь этого Вовки нет. Его поделили, он превратился в частное, сухой остаток под ровной прямой чертой, и даже воспоминания свелись для него к простой математической абстракции: Харьков, Наташка, мать, евреи с соседней улицы, которых забрали в тот же день, что и Вовку, но повели в конце концов не на поезд, а в овраг, в тот самый, где любили лазать дети. Потом все было еще проще: карантинный барак, филиал, корпус, в котором его поселили, – все это имело номера и жило по заведенному распорядку. Каждое утро в один и тот же час родители оставляли детей в бараках и отправлялись на работы, и с этим ничего нельзя было поделать. В определенные дни в назначенное время эсэсовские врачи увозили детей в лабораторию для «забора крови». С этим тоже ничего нельзя было поделать. Вечером в бараки возвращались тряпичные куклы. Родители не плакали. Говорили только о том, что пружина на одной из форточек проржавела, скрипит на ветру и мешает спать и что нужно попросить у блокфюрера новую. Затем, в назначенные день и час детей опять забирали, и номера молчали по-прежнему, пряча боль и страх в уголках глаз. Маленькие дети не жили долго, но через некоторое время в лагерь привозили новые семьи. Весь этот процесс укладывался в простую математическую формулу, правда, Номер 52731 никак не мог ее вывести. Что-то выбивалось из выстроенной системы, не имело еще абстрактной величины. Смутные запахи хлеба и лимонной корки… Номер 52731 уже не мог вспомнить, когда их обонял, хоть и напрягал память. В редкие минуты отдыха, сидя возле опустевшей тачки, он с трудом ворочал в уме неподъемные, непонятные слова: хлеб, отец, дом. Он складывал и умножал эти слова, но ни одно произведение, ни одна сумма не были и близко похожи на смутное чувство, одолевавшее его. А может, ничего и не было? И дома, и Харькова… и оврага того страшного не было?
Ухнуло опять – на этот раз совсем близко, в лагере. Заключенные побежали. Номер 52731 тоже вскочил, как перепуганный зверь, и метнулся за ними. Он понял все, понял очень быстро. Вокруг кричали на разных языках – на русском, немецком, английском: «Бунт! В лагере бунт! Нужно бежать! Союзники близко, они на подходе, все лагеря поднялись, нужно бежать!»…
И Номер 52731 бежал. Это у него получалось не очень хорошо – заплетались бумажные ноги. Вокруг бежали такие же тонкие человечки, в таких же полосатых робах с номерами. Воздух, тяжелый от сырой пыли, гремел, щелкал и разрывал грудь изнутри.
Некоторые номера уже преодолели ограждение и бежали в сторону леса. Стрекотал пулемет, один за другим бумажные человечки падали на землю.
Тут Номер 52731 остановился. Затравленное тело среагировало куда быстрее, чем голова, оно распрямилось само собой, руки вытянулись по швам. На несколько секунд Номер 52731 даже перестал дышать. Дуло – пустое и черное – заглянуло ему в глаза. Охранник не двигался, но в его фигуре чувствовалось напряжение взведенной пружины.
«Он ненамного старше меня, – подумал Номер 52731. – Он напуган, сейчас он меня застрелит».
Молодой солдат замешкался. Он, конечно, выстрелит, если Номер 52731 сделает резкое движение. Лицо охранника показалось ему знакомым. Кажется, он бывал раньше на вечерах их «музыкальной роты». Может ли так случиться, что он не выстрелит? «Нет, не может такого быть, глупости. Это что-то из той, небывалой жизни. Миловать они не умеют. Они хорошо умеют другое: вываривать из нас мыло, травить тифом, спускать из вен кровь. Остальное выпадает из их уравнения».
– Zurück! – проговорил охранник вполголоса. – Zurück in die Lagermitte!
Ноги, привыкшие к повиновению, развернулись против воли. Бежать обратно было куда легче. Ноги двигались сами собой, теперь ими управлял настоящий животный страх. Только один раз Номер 52731 оглянулся и увидел, как что-то страшное и невидимое накатилось на лагерь. Это было как вспышка молнии: все застыло на секунду, и раздался громовой удар – кто-то закричал по-русски: «Парашюты! Парашюты!» Затем переломился последний рубеж, формула, соединявшая всех этих людей, рассыпалась, в ней спутались переменные. А потом все вдруг встало на свои места: охранники, которые стояли за ограждением, тут же скатились по внешней стороне насыпи и исчезли из виду. На секунду Номер 52731 представил, как они бегут мимо распластанных полосатых тел, не останавливаясь, не глядя под ноги, как бледнеют их фигуры, истончаются, исчезают и наконец просачиваются под землю, словно талая вода. Только новый громовой раскат развеял это наваждение.
Больше он не оглядывался. Он бежал, спотыкаясь и падая. Дорога вела под гору, тут и там на вытоптанной земле лежали обглоданные куски породы. Номер 52731 уже не прилагал усилий, чтобы бежать, – сил просто не осталось. Он мчался вниз, зная, что вот-вот упадет и ни за что уже больше не встанет. А потом он потерял равновесие и провалился в глухой черный холод…