С недавних пор швейцарские горнолыжные курорты стали популярным местом активного зимнего отдыха богатых петербуржцев. История повторяется: еще лет сто назад, на рубеже XIX—XX вв., курорты в Давосе и Санкт-Морице стали едва ли не местом паломничества русской аристократии и «новых русских» того времени. Если в 1892 г. русские составляли только один процент гостей Давоса, всего 257 человек, то спустя двадцать лет их было уже 11% от общего количества отдыхающих, а русская колония стала второй по численности после немецкой.
Многие сюда приезжали, чтобы поправить свое здоровье, и ряд давосских пансионов непосредственно специализировался на приеме больных из России, а в 1912 г. в отеле «Кайзерхоф» открылся первый русский санаторий Давоса. На русском языке выходил журнал «Давосский вестник», который рассылался тысяче врачей в России и служил своего рода рекламой швейцарского курорта. Кстати, помимо «Вестника» в Давосе выходили на русском языке журнал «Европейские курорты» и обозрение «За рубежом».
«В этой глуши есть куча первоклассных магазинов, театр и собственная газета, всевозможные увеселительные заведения, как, например, железная дорога, русские горы, тир и пр. Зима совершенно русская», – заметил П.И. Чайковский, отдыхая как-то раз на давосском курорте. «Трудно вообразить более красивую зимнюю природу и подыскать более великолепный климат, чем здесь, на высоте почти 1600 метров над уровнем моря», – писал побывавший в Давосе в январе 1904 г. на первенстве Европы по конькам Н.А. Панин-Коломенкин. Ночью царил холод, до 16° по Реомюру, а днем под лучами солнца «ртуть термометра на глазах начинает, как червяк, медленно ползти вверх», доходя до 28° тепла по Реомюру. «В Давосе ходить днем без синих очков или густой синей вуали нельзя – ослепнешь», – вспоминал Панин-Коломенкин.
Однако уже в ту пору швейцарские курорты приобретали известность как спортивные центры. Давос славился как лучшее в мире место для бега на коньках и всегда собирал зимой международную толпу любителей этого вида спорта. «Дамы катаются в кисейных кофточках, мужчины – в теннисных рубашках, – писал Панин-Коломенкин. – В час дня все завтракают за столиками на льду, официанты на коньках подают кушанье».
«В Швейцарии, в некоторых горных курортах, теперь модный сезон зимнего спорта, – замечала в 1913 г. одна из петербургских газет. – В Швейцарию приезжают богатые люди и их семьи из Англии и даже из Америки, чтобы кататься на санях, на лыжах, на коньках». В те же годы там вошло в моду кататься на «тобаган-цикльз», или зимнем велосипеде, у которого переднее колесо заменено полозом. И кроме того, в Давосе был популярен бобслей.
О том, как проводила время русская аристократия на швейцарских курортах, можно узнать из воспоминаний балерины Матильды Кшесинской – она часто наведывалась сюда из Петербурга и даже купила себе виллу в местечке Кап д’Ай за 180 тысяч франков, которую назвала «Алам» (это было прочтенное справа налево уменьшительное имя балерины по-французски – Mala). В первый раз она приехала в эти края в декабре 1912 г. в Санкт-Мориц к своему будущему мужу, великому князю Андрею Владимировичу.
«Санкт-Мориц произвел на меня чарующее впечатление: все в глубоком снегу, солнце светит и греет, как летом, весь город, как игрушечный, и все ходят в разноцветных фуфайках и шарфах, что придает картине веселый колорит, – вспоминала потом Кшесинская. – Первым долгом мы пошли с Андреем по магазинам обмундировывать меня по-зимнему: специальные ботинки, чтобы ходить в снегу, фуфайки, шарфы и вязаные шапочки и перчатки. Вещей этих было во всех магазинах вдоволь, на все вкусы и средства. Утром, не ранее 11 часов, Андрей отправлялся на каток. Раньше было слишком холодно, надо было выждать, пока солнце не выйдет из-за гор. Первые дни я смотрела, как он катался, а потом и сама брала уроки, но слишком мало было времени, чтобы научиться». Потом Кшесинская еще не раз посещала швейцарские курорты. Когда она была в Санкт-Морице на Рождество 1913 г., старый английский гвардейский солдат Росс учил ее кататься на коньках…
Наведывалась знаменитая балерина на свою виллу не только зимой. В мае 1914 г. она покинула ее, чтобы снова вернуться в Петербург, а потом приехать сюда осенью. «Мы действительно вернулись, это правда, но не все и не осенью, как предполагали, а через шесть лет, пережив все ужасы Первой мировой войны, переворота, большевизма и бегства из родной страны, чтобы коротать остатки своих дней на чужбине», – писала Кшесинская…