Мои авианосцы

Карта перехода с отметками и фотографиями кораблей и авиации слежения представляла собой такую внушительную картину, что не надо было составлять никаких отчетов. Разведка флота прямо-таки уцепилась за эту карту и, наложив гриф секретности, монополизировала ее не оставив ни одного экземпляра исполнителям.

НАТО убедилось в рождении советского корабля нового класса. А министр обороны Великобритании даже лично облетел крейсер несколько раз на базовом патрульном самолете «Нимрод». (Мы узнали об этом из английской прессы.)

Все было бы нормально, если бы натовцы просто эскортировали корабль и мирно наблюдали за его действиями. Но эти нахалы вели секбя дерзко, провоцировали нас.. Маневрировали, сближаясь до нескольких десятков метров, пересекали курс, создавали угрозу столкновения. Особенно этим отличались американцы и англичане. Они так старались, что на мостике «Киева» мы просто диву давались. Куда же делась их хваленая морская культура, грамотное судовождение, элементарное соблюдение законов мореплавания.

Наше высшее руководство было в курсе всех событий, связанных с переходом, помогало нам, как могло: заявлением протестов по линии Министерства иностранных дел, дополнительными силами охранения, просто дружеским телефонным разговором или телеграммой. После наших докладов о провокационных действиях кораблей НАТО «Киеву» усилили охранение. Если в Черном море и на выходе в Средиземное море нас сопровождали два корабля охранения, то уже в восточном Средиземноморье и до выхода в Атлантику нам было передано еще четыре больших противолодочных корабля. Конечно, в походном ордере с круговым охранением из шести единиц мы почувствовали себя гораздо увереннее. А натовцы чего только не выделывали…

Провокационный маневр «Дэниэлса», например, заключался в следующем.

Он постепенно сближался с «Киевом» на параллельных курсах (несмотря на флажные и другие сигналы, предупреждающие о нарушении Соглашения об исключении инцидентов на море между правительствами СССР и США), потом вдруг развивал максимальный ход до 30 узлов и резко поворачивал в сторону «Киева», нацеливаясь прямо в борт. Когда расстояние становилось критическим и наши корабли охранения подставляли ему свой борт. Он сворачивал в сторону, проходя в нескольких десятках метров за кормой. При этом можно было слышать выкрики: «о'кей».

Глядя на «повелителя», подобные маневры делали и другие корабли НАТО.

Не лучше вела себя и авиация берегового базирования. Во время похода мы собрали банк фотографий и кинопленок, где были запечатлены эпизоды пролетов самолетов НАТО, буквально цепляющих крыльями за наши мачты и надстройки . Многие из них послужили документальными доказательствами, приложениями к советским нотам протеста. Тут уж им было не отвертеться. Номера самолетов, знаки их принадлежности были видны как на ладони. Противоправные действия базовой патрульной авиации и кораблей НАТО продолжались и после того, как наши летчики-штурмовики начали свои плановые полеты. Это было особенно опасно.

Поучительней эпизод боевого крещения нашего ЯК-38.

Это случилось в районе Англии. Нам в конце концов надоело давать предупредительные сигналы самолетам натовской патрульной авиации, которые летали буквально касаясь мачты корабля. Когда все аргументы были исчерпаны, мы стали поднимать в воздух летчиков и отпугивать «неприятеля» методом воздушных атак. А мысль эту подал полковник Ф. Матковский и первым воплотил ее в дело. Он, старый истребитель, действовал по классическим законам воздушного боя. Три атаки с разных направлений – в заднюю полусферу, с траверза и в лоб – самому назойивому «Атлантику». Супостату стало не по себе и он «запросил пардону». Натовцы зареклись хулиганить, а наши летчики, посты управления и наведения истребительской авиации получили хорошую практику. Где еще так обеспечены планы боевой подготовки? Подобным же образом мы наказывали английские, итальянские, французские, канадские и другие корабли за их неистребимое желание плавать с «Киевом» буквально под его бортом и пересекать его курсы в непосредственной близости (кроме американских, с ними у нас было соглашение об исключении инцидентов на море).

Помогло.

Правда, потом на нас посыпались ноты протеста за агрессивность в мирном плавании под мирным небом. Мне неоднократно приходилось показывать Г. М. Егорову документы объективного контроля, схемы взаимного маневрирования, фотографии, подтверждакшие наше миролюбие. Он и без того верил в нашу добропорядочность, но ему нужны были доказательства, так как по должности приходилось объяснять наше поведение и уверять протестующие стороны в нашей лояльности. Кстати, протесты отпали сами собой, как только иностранные корабли стали вести себя более достойно и уважительно.

Расчет «супостатов», видимо, заключался в том, чтобы вывести нас из себя, скомпрометировать как профессиональных моряков и в конце концов спровоцировать тяжелейший инцидент с первым авианесущим крейсером.