Мой кровный враг

Сон, вопреки ожиданию, не шел. Стоило закрыть глаза, как сами собой вспоминались объятья Ричарда, его губы, касающиеся моих так нежно – и так страстно. Выругавшись вслух, я выбралась из постели и снова оделась. Написала все нужные письма. Вышла на балкон – может, свежий воздух навеет сон. Но, взглянув на небо, поняла, что еще не поздно – горизонт на западе до сих пор оставался светлее остального неба. Неудивительно, что мне не спится.

Я взяла со стола записку магистра к казначейше и пошла искать госпожу Вейс.

В кабинете стоял густой дух прогорклого сала свечей. Я зажгла светлячок и попросила разрешения открыть окна. Казначейша, немолодая, полная, не стала возражать. Близоруко прищурилась, разбирая записку, и улыбнулась.

– Да тебя мне сам бог послал, деточка! Передай магистру мою благодарность.

Вот даже как? Или она настолько уверена в себе, или не считает, что я способна что-то найти. А я способна. В конце концов, я считалась завидной невестой, а значит, когда-нибудь мне пришлось бы заниматься делами в собственном замке. Если госпожа Вейс нечестна, я это выясню. И то, что она не воспринимает меня всерьез, мне только на руку.

– Как мы приняли замок, так все недосуг было разобрать бумаги прежнего лорда, – продолжала она. – Похоже, он не слишком заботился о делах, они совершенно расстроены .

Быть того не может! Казна всегда была в руках отца, мать занималась хозяйством, но оба относились к своим обязанностям предельно серьезно. И управляющий, и экономка были верны нашей семье много лет. К слову, где они?

– А прежний управляющий не стал вам помогать? – поинтересовалась я.

– Говорят, лорд уволил его незадолго до смерти.

Еще одна странность. Что на отца нашло к концу войны? Отдать Локк, уволить управляющего, какие еще сюрпризы меня ждут?

– А вы позволите изучить, в каком состоянии были дела, когда вы их приняли?

– Как я могу не позволить, если магистр велел всячески содействовать? – Она вручила мне пухлую пачку бумаг. – Садитесь за стол.

– Не утруждайтесь, – вежливо улыбнулась я. – У вас наверняка много работы, а разбирать бумаги мне проще будет на полу.

Стол в кабинете был всего один, так что я села у окна, скрестив ноги и повесив над головой еще один светлячок. И, бегло просмотрев описи, поняла, что насчет пустой казны магистр не солгал, как не солгала и казначейша, говоря, что дела полностью расстроены.

Вот только были ли они расстроены до того, как погибли родители, или кто-то успел здорово поживиться, принимая дела?

Чтобы это понять, следовало сперва разобрать архив отца. Госпожа Вейс указала в дальний угол, где стояли кое-как сколоченные ящики. Я заглянула в один, второй, выругалась себе под нос. В кабинете отца всегда царил идеальный порядок: счета и письма сложены, снабжены описями и перевязаны лентами. В ящиках же документы были свалены как попало, словно кто-то просто сгреб все подряд с полок, а если что и рассыпалось – невелика беда. Немудрено, что не доходили руки разобрать бумаги. Ничего, у меня дойдут.

Очень трудно было не начать читать все подряд. Со счетами и хозяйственными записями соседствовали письма Эдвина, Мартина, мои собственные. Я вывернула на пол один ящик, вызвав неодобрительное восклицание госпожи Вейс, и начала складывать туда личные письма и дневники. Это я хранителям не оставлю. Заберу к себе, а потом решу, что сохранить на память, перепрятав хорошенько, а что сжечь. Как Ричард наверняка сжег все доказательства того, что его семья причастна к заговору. Да и едва ли отец хранил на полках в кабинете что-то по-настоящему компрометирующее. Для таких вещей придумали тайники – вот только тайник на то и тайник, что знает о нем лишь один человек. Отца уже не спросить, значит, не стоит и беспокоиться.

Во второй ящик, содержимое которого я тоже вывернула на пол, начали ложиться документы, счета и все, что касалось казны и хозяйства. Таких бумаг было куда больше. Да уж, в ближайший месяц мне явно станет не до переживаний. Вот и отлично.

– Я думала, ты собираешься упорядочить документы, а не разбрасывать их, – заметила казначейша.

– Не волнуйтесь, – вежливо улыбнулась я. – Я не оставлю все это так.

Она потерла глаза.

– Тогда, вот, ключ на столе. Закончишь – отнесешь Беркли или магистру. Уже довольно поздно.

Разве? И в самом деле. Ничего, я тоже надолго не задержусь. Сейчас мне надо рассортировать документы, а не изучить их. В одиночестве даже лучше. Не придется следить за лицом. Так странно – людей уже нет, а бумага хранит мысли, воспоминания, заботы. Нет, я не буду думать об этом, не сейчас. Лучше подумаю, скажем, о неурожае, который, если верить записям, случился за год до войны. Многие сочли это предвестием больших бед и не ошиблись. Хотя легко задним числом назвать себя пророком: несбывшиеся предсказания никто не помнит, но доведись что-то случайно угадать, и всегда можно заявить, мол, а я говорил!

Но одного неурожая мало, чтобы расстроить дела полностью. Хотя еще война… Тоже, как на грех, начавшаяся весной. Когда некому собирать урожай – полбеды, но когда некому и сеять…