Мой любимый шпион

Подтолкнув мужа – так что он улегся на спину. – Сюзанна оседлала его и тотчас же ощутила всю силу и жар его наготы. Она двигалась поначалу очень медленно, постепенно наполняясь, наслаждаясь богатством ощущений, и видела, что это сводило Симона с ума: он тяжело дышал, глаза его сверкали, а руки крепко придерживали ее бедра. Но вскоре сдержанность покинула обоих, уступив место безумию страсти – испепеляющему, именно такому, какого они так долго жаждали, жаждали с тех самых пор, как впервые испытали удовольствие взаимных ласк и поцелуев.

Впрочем, нет, их долгий путь к этой близости начался задолго до того – когда ей было пятнадцать, а ему семнадцать: ведь именно тогда они впервые почувствовали силу взаимного влечения, которой так и не поддались, потому что их время еще не пришло.

А сейчас оно наконец наступило, их время, и она больше не желала терять ни мгновения. Она то и дело содрогалась всем телом и ненадолго замирала, впиваясь зубами в плечо мужа, а он изливался в нее, после чего все повторялось снова и снова.

Наконец, совершенно обессилев, задыхаясь и хватая ртом воздух, Сюзанна затихла, лежа на груди мужа, словно растаяла на нем. Жалела же она лишь о том, что не могла прижаться к мужу еще крепче, чтобы слиться с ним навеки. А он набросил на них обоих одеяло и с легкой усмешкой произнес:

– Пожалуй, теперь ты наверняка получила все, что у меня есть.

Сюзанна рассмеялась, а потом заплакала от полноты чувств и радости, а Симон, будучи Симоном, понял ее без слов.

Глава 35

Он проснулся на рассвете, проснулся с мыслью, что никогда еще не был так счастлив. Сюзанна спала, положив голову на его плечо, и на лице ее играла улыбка. Одной рукой она обнимала его, и длинные локоны блестящей темной волной укрывали ее почти до пояса.

Рядом с ней, на краю постели, пристроился малыш Лео, в полной мере наделенный кошачьим талантом просачиваться сквозь закрытые двери. Лео сонно заморгал, глядя на Симона, затем снова смежил веки – похоже такой же счастливый, как его хозяин. И неудивительно, что оба были счастливы: ведь они делили ложе с самой Сюзанной Дюваль, дважды графиней де Шамброн, прелестнейшей из женщин Европы.

Очаровательной. Отважной. Доброй. Чуткой. Прекрасной во всех отношениях.

Симон перевел взгляд с кота на женщину и коснулся ее волос легчайшим движением, чтобы не потревожить, но Сюзанна мгновенно открыла глаза, улыбнулась ему и промурлыкала, совсем как ее кот:

– Доброе утро, милорд.

– И вам доброе утро, миледи. – В его улыбке были неизбывные любовь и нежность. – Я как раз думал о том, какие у тебя великолепные волосы и сколько времени понадобится, чтобы их расчесать. Ведь вчера их не заплели на ночь, и они наверняка перепутались…

– Времени понадобится много, но я об этом не жалею, если они тебе нравятся, – лукаво улыбнулась Сюзанна. – И имей в виду: волосы я буду распускать только по особым случаям.

– Эта ночь как раз и была таким случаем. – Симон со смехом провел рукой по волосам жены, и ладонь его продолжала двигаться все ниже.

Замурлыкав громче, Сюзанна прижалась к нему покрепче и принялась ласкать в ответ – ее ладонь стала блуждать по его обнаженному телу, и результат не замедлил сказаться.

Прерывисто выдохнув, Симон пробормотал:

– Какая… ирония (пожалуй, другого слова не подберешь). Ночью ты сказала, что могла бы раскричаться, расплакаться, умолять меня не уезжать, а мне все равно пришлось бы уехать. Но оказывается, так, как сейчас, гораздо тяжелее, ma belle. – Он содрогнулся всем телом, понимая, что предстоит им при расставании. – Теперь уезжать будет еще труднее, потому что сейчас я счастлив, как никогда.

Сюзанна издала странный звук – отчасти вздох, отчасти грустный смешок.

– То же самое я могу сказать про себя. Но ты все-таки уедешь, потому что такой ты человек.

– Не будем тратить впустую время, которое у нас еще осталось. – Он провел языком по ее шее. Кожа Сюзанны была шелковистой, гладкой, с изысканным вкусом. – Этой ночью все самое трудное досталось тебе. Можно, сегодня будет моя очередь?

Симон заметил промелькнувшую в глазах Сюзанны настороженность – она не знала, что почувствует, когда он нависнет над ней, – и с ласковой улыбкой напомнил:

– Ты всегда можешь передумать, как только захочешь, ma belle, и я тогда лягу на спину, чтобы ты обошлась со мной как сочтешь нужным.

Еще мгновение – и она сверкнула проказливой улыбкой соблазнительницы.

– Отлично, милорд! Посмотрим, что у нас получится.

Получилось замечательно.

Шагая к дому Веллингтона, на встречу, назначенную на два часа, Симон строго напоминал себе: нельзя являться к командующему армией обсуждать вопросы жизни и смерти – и при этом улыбаться с видом кошки, налакавшейся сливок. В конце концов ему все же удалось согнать с губ улыбку. «Главное – не думать сейчас о Сюзанне», – сказал он себе.

Но не думать о ней было невероятно, немыслимо трудно.

В доме Веллингтона его приветствовал молодой адъютант, в обязанности которого входила «сортировка» посетителей на полезных овец и никчемных козлищ. Симон, видимо, был заранее отнесен к первым, потому что адъютант воскликнул: