Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Кроме себя самого, мне некого винить в случившемся. Наблюдая наше с Яниным дружеское общение, близкие люди не раз меня предупреждали: «Гена тебе страшно завидует и обязательно подставит». «Коля, ты абсолютный дурак! Он на тебя стучит!» – уже открыто говорили мне. Я не хотел в такое верить. Ну невозможно же всюду искать и находить врагов, так же жить невозможно. Кроме того, мне с Геной было интересно, он, как и я, любил музеи, книги, историю. С ним было о чем поговорить.

И, скажу честно, – при Янине, заведующим балетной труппой ГАБТа, мне совсем не плохо жилось. Конечно, не все шло гладко. Но! Спектакли мне давали, на личные гастроли отпускали, мои ученики получали ведущие партии, «семёновский» класс я вел.

Каково же было мое изумление, когда до меня стали доходить слухи, даже не от театральных людей, а уже со стороны, что я – организатор этого порноскандала. Одна моя знакомая оказалась в компании, где присутствовал кто-то из руководства Большого театра. Зашел разговор о Янине, тогда горячее темы не было, все обсуждали. И этот человек не постеснялся громко заявить, что «все это происки Цискаридзе», рвущегося к власти. Через какое-то время Гена стал говорить то же самое…

18

Однако после краха Янина к власти в Большом театре пришел… Филин. В юности мы с ним не только дружили, мы были хорошими приятелями. Увидев Сережу однажды в детстве на уроке у А. А. Прокофьева, я сделал так: «Ах!» Настолько этот юноша был красив и статен.

В балетной школе дети из младших классов часто выбирают себе кумира – старшеклассника или старшеклассницу, которого тайно обожают и которому во всем стараются подражать. Я Сережу выше всех выпускников ставил. Все восхищались Юрой Клевцовым, я один, по-моему, был преданным поклонником Филина. И на каждом углу говорил: «Филин – лучший! Как можно в том сомневаться?»

Я пришел в Большой театр, когда карьера Сережи стремительно шла в гору. Он вел классические спектакли наравне с Андреем Уваровым, которого был старше на год. Никакого злого соперничества в молодости между нами не существовало. Нас даже звали в театре УФЦ – Уваров, Филин, Цискаридзе. На гастролях в соседние номера селили. Мы долгие годы сидели с Сергеем в одной гримерной, куда я его сам, собственно, и пригласил.

Я всегда говорил, что присутствие Уварова и Филина рядом, назначение на одни и те же партии только подхлестывало мое самолюбие, желание не ударить в грязь лицом, заставляло еще больше работать. Я был настолько наивен, что долго не замечал зависти со стороны ребят, особенно Сергея. Он был страшно, болезненно ревнив к чужому успеху. И чем успешней развивалась моя карьера, тем хуже становились отношения между нами…

В Большом театре в качестве художественного руководителя балетной труппы Филин появился в тот день, когда я танцевал «Раймонду» с Машей Александровой. Сергей, конечно же, не мог отказать себе в триумфе, появился на сцене. Тут началась «картина маслом»: все его горячо поздравляли, приветствовали, подбегали: «Сереженька, дорогой! Какое счастье!» Что-то такое. И он весь такой был добрый, благостный, не иначе как херувим!

Но когда в понедельник Филин пришел в театр, на двери его кабинета уже висела табличка «Художественный руководитель, Народный артист РФ Сергей Филин». Табличка уже была готова, подчеркиваю! Готова заранее.

И тут опять примета, ну как в них не верить? В театре они всегда сбываются. На этаже балета, где сел в кабинете Филин, тут же прорвало канализацию. И воняло, понятно ЧЕМ, с такой силой, что с этим никак справиться не могли. Долго поганый дух стоял там и не выветривался. Словно Большой театр изрыгал из себя то, что ему насильно навязали.

19

А у меня спектакли в Петербурге, потом «Русские сезоны XXI век». Сажусь в самолет и вместе с Воронцовой улетаю в Париж, где с большим успехом танцую с ней «Шопениану». Один из наших спектаклей транслировали в прямом эфире на канале Mezzo. В свободное время я показывал Лине Париж, который так любил, водил ее по музеям. Мы бесподобно проводили дни, наслаждаясь каждой минутой, но оба понимали, что в театре произошло нечто чудовищное…

Возвращаемся в Москву. Понедельник в ГАБТе – выходной день, но нас, солистов, вызвали в театр, по одному «приглашая» в кабинет к новому руководителю. Передо мной к Филину отправился Уваров, который, как я понимаю, тоже надеялся это место занять. Андрюша оттуда вышел с абсолютно меловым лицом. «Что такое?» – «Теперь он – Сергей Юрьевич». – «В смысле?» – «Он меня вызвал, чтобы я его больше Сережей не называл».

Моя очередь, захожу: «Привет, Сережа». Он важно, со значением: «Ну ты же понимаешь, что теперь меня не надо Сережей называть. Теперь я – Сергей Юрьевич». «Да мне наплевать», – бросил я. Смотреть на этот цирк не было никакого желания. Я встал и вышел.

Вдруг звонок на мобильный, слышу голос «новоиспеченного» Сергея Юрьевича: «Ты дашь мне расписку, что сможешь подряд два спектакля „Пиковой дамы“ станцевать?» А меня Семёнова учила: «никогда ничего не подписывай» и «никогда ничего не отрицай».