Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Июль 2011 года. Отказавшись от выгодных контрактов, я вместе с друзьями отправился в круиз на яхте по Средиземному морю. Погода стояла чудесная, вода лазоревая, теплая, полный штиль. Время пролетало в счастливом ничегонеделанье. Неспешно позавтракав и накупавшись в открытом море, мы направлялись к какому-нибудь острову или живописному городку на побережье, которых там множество. Гуляли по извилистым, нагретым солнцем улочкам, заходили в местные музеи и церкви, с наслаждением дегустировали местную кухню.

Яхта находилась у берегов Хорватии, когда мне позвонили. Сказали, что 31 июля в больнице Штутгарта скончался Пестов. Я понял, надо срочно вылетать в Германию, чтобы успеть на похороны.

Пришвартовались в порту Дубровника. Бросился покупать билет. Прямого рейса до Штутгарта не оказалось, предстояло лететь с двумя пересадками. Я очень боялся опоздать, то и дело звонил в Германию, просил, чтобы меня обязательно дождались. Обязательно. Я должен был увидеть Петра Антоновича.

В аэропорту меня встретил одноклассник Саша Зайцев, который работал и жил в Штутгарте много лет. Поехали сразу в крематорий, задержись я где-то на час, не успел бы.

Выскочив из машины, я быстро прошел в ритуальный зал. Двери за мной тихо закрылись. Мне дали возможность побыть с Петром Антоновичем наедине. Присев на стул около гроба, я с ним поговорил. Мне было что ему сказать…

Людей на похоронах собралось совсем немного: лето, отпуска, каникулы. Пришли несколько педагогов, которые вместе с Пестовым в школе работали. Из учеников: Саша Зайцев, Володя Каракулев, два парня-иностранца и я. Всё. Из легиона его именитых учеников никто не приехал. Никто.

Началась церемония прощания. Неординарность ее заключалась в том, что Пётр Антонович завещал себя отпеть по православному обряду, он был верующим человеком; а прах после кремации просил захоронить в Екатеринбурге в могиле матери и сестры. Но к какому бы батюшке в Штутгарте ни обращались, все отказывались из-за кремации его отпевать, мол, не по-христиански. Нашелся только один священник, представитель Русской православной церкви за границей, который согласился.

Похороны Пестова стали для меня подтверждением того, что Господь все равно заставит тебя пройти через то, что тебе предопределено. Это как акт послушания и смирения.

Дело в том, что Пётр Антонович, ребенком переживший Великую Отечественную войну, на дух не переносил немцев и немецкий язык. Он вел свои уроки в Штутгарте настырно на русском языке, даже зная французский. Каким образом его понимали ученики, представить не могу, но понимали же! Пятнадцать лет прожив в Германии, он говорил только по-русски, всегда и везде. Пестов ведь поехал туда работать отчасти и из соображений собственного здоровья. Если бы не Германия с ее медициной в те времена, он скончался бы гораздо раньше. Как у заядлого курильщика с многолетним стажем у него были большие проблемы с легкими.

…Началось отпевание, и вся эта церемония шла на немецком языке! Кроме «Отче наш», все остальное священник читал по-немецки. Я сидел, смотрел на лицо Петра Антоновича и думал: «Ты ненавидел немецкий язык, но Господь Бог тебя в последний путь отправляет именно с ненавистным тебе – немецким языком». Можно было такое представить? Нет! А так случилось, и смысл происходящего был один – смирись.

Впоследствии не раз анализируя свою жизнь, я понял, что, отрицая или не принимая что-то, говоря: «С кем угодно, но со мной это не произойдет», жизнь обязательно поставит тебя именно в эту ситуацию. И, когда я думаю об этом, у меня перед глазами непременно встает картина: кадило, словно маятник, ходит над телом усопшего Петра Антоновича и слышатся православные молитвы на немецком языке…

Церемония закончилась. Стали меня провожать, кто-то сказал, что Пестов последний год, когда я перестал с ним общаться, часто спрашивал наших общих знакомых: «Почему Коля не звонит?» Мне и в Москве его слова передавали. Но я не хотел с ним разговаривать, я не знал, что ему сказать. Спросить его: «Как вам не стыдно?» Ну что взрослому человеку, которому за 80 лет, я буду объяснять нормы морали?

26

Мне предстояло вернуться на яхту, к своим друзьям. Хорошо сказать – вернуться, да как? Из-за сильного шторма все порты на Адриатике оказались закрыты. В погоне за яхтой я перелетал из одного города в другой, но безрезультатно. Ситуация менялась каждый час, словно кто-то свыше специально усердно гонял меня по Европе, чтобы притупить воспоминания о прощании с Пестовым, их горькое послевкусие.

Когда море наконец успокоилось, выяснилось, что в моем распоряжении есть сутки, которые надо чем-то заполнить. За это время яхта успеет доплыть до побережья, где можно меня забрать.

Оценив расстояние до близлежащих городов, я понял – никогда не бывал в Бари, где покоятся мощи Николая Чудотворца. И решил: поеду-ка я к святому Николаю, самое время теперь…

Купил билет и полетел в Бари. В момент, когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, я подумал – ну надо же, у меня столько друзей в Италии, и только в Бари нет ни одного знакомого.