Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Гомбургские воды, {которыми я пользовался в 1847 г.}, нисколько не облегчили меня от сильного {со слизью} кашля, которым я страдал каждое утро, доводившего меня до головокружения. В Екатеринославе считался лучшим доктором Сакс{346}

, крещеный еврей, находившийся на службе медиком правления IX округа путей сообщения. Он часто видал меня у Семичевых и просил позволения бывать у меня. Приходил он ко мне очень рано и, заметив мой кашель, советовал разные против него средства. Впоследствии он начал посещать меня почти каждое утро. При отъезде моем из Екатеринослава я был в большом затруднении относительно платы за леченье. Он показывал вид, что приезжает ко мне не как доктор, а как знакомый, и потому платить ему за визиты, которых я не требовал и которые были бесполезны, я нашел излишним. Между тем, в бытность мою в 1850 г. в Екатеринославе, когда Сакс уже умер, я узнал от H. В. Семичевой, – за которой он очень ухаживал, несмотря на то, что имел жену, недурную собой, и до десятка детей, – что он меня не любил за то, что будто бы г-жа Семичева меня предпочитала ему и, между прочим, обвинял меня в том, что я ничего не заплатил ему за множество его визитов.

В бытность мою в Екатеринославе приехал в этот город барон Фиркс, товарищ мой по Институту инженеров путей сообщения, {о котором я упоминал во II и III главах «Моих воспоминаний»}. Он остался таким же пустым болтуном и хвастуном, каким я его знал в Петербурге и Москве. {Я упоминал в «Моих воспоминаниях», что он} в Москве сватался за Екатерину Александровну Соймонову. Сватовство было неудачно, вследствие чего он перепросился на службу в IX (Екатеринославский) округ путей сообщения с назначением в распоряжение новороссийского и бессарабского генерал-губернатора графа (впоследствии князя) Михаила Семеновича Воронцова, при котором состояло несколько инженеров путей сообщения. Как ловкий танцор, говорящий порядочно по-французски, он скоро познакомился в одесском обществе и был приглашаем на вечера к князю Воронцову. Я уже говорил о его беспримерном нахальстве и теперь приведу этому еще новый пример. Однажды он пришел рано утром к князю Воронцову. По приходе назначенного в этот день на дежурство адъютанта Воронцова, этот адъютант опросил Фиркса, желает ли последний, чтобы о нем было доложено Воронцову. Фиркс ответил, что он назначен состоять при Воронцове за адъютанта и получил извещение о том, что он должен дежурить именно в этот день. Адъютант выразил удивление, что и он получил такое же извещение, но, полагая, что оно было прислано ему по ошибке, удалился. Когда Воронцов позвал дежурного адъютанта, к нему вошел Фиркс. Воронцов сказал, что ему нужно видеть дежурного адъютанта, и Фиркс объяснил, что он в этот день дежурит за адъютанта. Воронцов изъявил удивление, но сказал Фирксу, что, конечно, и он может исполнить то, что Воронцов хотел поручить своему адъютанту, и передал ему свое приказание. Фиркс исполнил его и с этого времени чередовался в дежурстве с адъютантами Воронцова. Когда Фиркс в 1842 г. приезжал в Петербург, он останавливался в доме Воронцова на Малой Морской; заехав ко мне и не застав меня, он оставил карточку, на которой было налитографировано: «Le Baron de Firks, Hôtel Worontzow, petite Morskaya»[60]

. Этим он хотел показать близость своих отношений к Воронцову, который может быть и не знал о том, что Фиркс останавливается в его петербургском доме. Впрочем, Фиркс вскоре надоел Воронцову, который, для удаления его от себя, поручил ему устройство набережной в Ростове на городские суммы. В то время нельзя было приступить к подобным сооружениям, {производимым} на городские средства, без предварительного утверждения проекта Главным управлением путей сообщения. Представленный проект не был одобрен, но к работам уже было приступлено по распоряжению Воронцова. На следующую весну набережная была снесена; завязалась переписка между Клейнмихелем и Воронцовым, в которой первый указывал на напрасную потерю городских сумм вследствие неправильного приступа к работам, так что для ее прекращения Воронцов, как говорили тогда, внес свои восемь тысяч рублей в городскую казну взамен издержанных этой казною на устройство развалившейся набережной, но вместе с тем откомандировал от себя Фиркса в IX (Екатеринославский) округ путей сообщения, в котором он числился {по спискам}, состоя при Воронцове.

Из известных мне похождений Фиркса в это время я знал, что он, произведенный в декабре 1843 г. в майоры в том приказе, в котором была произведена бóльшая часть инженеров путей сообщения, – не найдя ни в Ростове, ни в Таганроге штаб-офицерских эполет из серебряной мишуры, – носил на инженерном мундире занятые им у какого-то армейского штаб-офицера эполеты из золотой мишуры, пока ему не прислали новых эполет из Одессы. Подле Ростова Фиркс завел, с помощью тамошних торговцев, стеклянный завод, из которого толку не вышло; для воспоминания о нем осталось несколько бутылок с фамильным гербом Фиркса.