Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Об Авдееве я упоминал уже несколько раз, а о Рейнгардте скажу теперь несколько слов}. Он плохо учился в Институте инженеров путей сообщения и был выпущен в Строительный отряд. При уничтожении этого отряда, он был со многими другими переведен в инженеры путей сообщения. Клейнмихель, зная, что он хорошо играет на фортепиано, назначил его к себе для дежурства по очереди с адъютантами. Надеясь много выиграть по службе во время войны, он упросил Клейнмихеля назначить его ко мне помощником в Венгрию.

Несмотря на то, что я почти не был знаком с Рейнгардтом, он, после своего назначения, пришел представиться мне в расстегнутом сюртуке, что вовсе не было принято в корпусе путей сообщения. При этом представлении он мне объяснил, что получил много рекомендательных писем в армию и между прочими к фельдмаршалу Паскевичу, и просил позволения остаться еще несколько дней в Петербурге, чтобы добыть еще писем к лицам высокопоставленным в армии. Я советовал Рейнгардту ехать поскорее в армию и отказаться от принятой им на себя обязанности почтальона. Он меня не послушался, остался собирать новые письма и вовсе не попал в армию.

В конце 1850 г. я подавал прошение об отставке. В своем месте я расскажу, как Клейнмихель уговаривал меня взять прошение обратно. Рейнгардт, вслед за этими уговорами, также подал прошение об отставк е.

Клейнмихель сказал мне об этом, присовокупив, что Рейнгард, равняя себя со мной, вероятно, полагал, что он удостоится такого же благосклонного убеждения со стороны Клейнмихеля, который, напротив того, сейчас же его выпустил, находя его бесполезным для службы. Рейнгард, немедля по увольнении из ведомства путей сообщения, поступил на службу ко двору Великой Княгини Марии Николаевны и уже в 1863 г. был действительным статским советником в то время, как его товарищи, оставшиеся на службе в инженерах путей сообщения, конечно, более его работавшие и более способные, были не более, как подполковники. Я привожу это, как новое доказательство тому, как трудно было сделать хотя бы незначительную служебную карьеру, оставаясь на службе в инженерах путей сообщения, и что {таковому} инженеру для составления карьеры достаточно было перейти в другой род службы.

Десять дней, проведенных мною в Петербурге по приезде из Екатеринослава, были переполнены заботами. Лечивший мою жену Яков Яковлевич Шмидт, искусный акушер и очень хороший человек, требовал, чтобы жена моя провела лето на даче и не ходила по высоким лестницам. Наша квартира была в третьем этаже, и потому необходимо было ее переменить; я сдал ее Владимиру Петровичу Соболевскому, бывшему тогда помощником директора по учебной части (впоследствии директором) Института путей сообщения. Городской квартиры в нижнем этаже в цену, соответствующую моим средствам, я не нашел, а нанял очень небольшую дачу на Черной речке, куда жена переехала по выздоровлении после моего отъезда. С нею переехала Маргарита Францевна Смит, {о которой, равно как и о сестре ее, Елизавете, я упоминал в V главе «Моих воспоминаний»}. Они обе жили в деревне моей сестры Викулиной гувернантками {при ее дочерях, но, быв чем-то недовольными}, оставили ее, и, приехав в Петербург, Елизавета, больная чахоткой, поступила в больницу, а Маргарита поселилась у моей жены. Меня очень заботило то, что приют, данный Маргарите Смит, дурно расставшейся с сестрою моею, может повлечь неприятные отношения между последней и женою моею, но по доброте моей сестры это не имело никаких последствий. Маргарита Смит, выдержав экзамен в университете на звание домашней учительницы, чему способствовали мои хлопоты и покровительство, поступила гувернанткой к Демидовой{351}, с которой уехала в Пермскую губернию.

В короткое время, проведенное мною перед отъездом в Венгрию в Петербурге, горничная моей жены Аграфена, молодая девушка, весьма хорошо служившая уже 10 лет, внезапно заболела холерой и в тот же день умерла в больнице. Оставлять больную жену с новой горничной мне было очень неприятно.

Перед походом на войну всем офицерам было выдано денежное вспоможение. Я уже говорил {в «Моих воспоминаниях»}, что инженеры путей сообщения, не принадлежа ни к военному, ни к гражданскому ведомству, были постоянно лишаемы тех льгот, которые назначались служащим в том или другом ведомстве. На этом же основании канцелярия Клейнмихеля хотела лишить меня и двух назначенных ко мне помощников и вспоможения на покупку лошади, утверждая, что оно назначается только военным. Я настоял на выдаче <мне> этого вспоможения, указав, что даже полковые священники им пользуются.