Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Отношения между Финляндией и Советским Союзом в течение всего времени моего пребывания в Москве и особенно летом и осенью 1940 года складывались сложно. Наша страна после проигранной войны, вынужденная пойти на жестокий мир, истощённая в экономическом и военном отношении, одинокая, без всякой надежды на помощь откуда-нибудь, с напряжёнными отношениями с великим соседом, оказалась в весьма сложной ситуации. Кремль по-прежнему не доверял нам, и поэтому понятно, что мы чутким ухом и зорким глазом настороженно следили за всеми изменениями ветра и погоды.

Мое представление об отношениях между Финляндией и Россией сложилось задолго до этого. Судьба сделала Финляндию соседом России. Надо было приложить все возможные усилия для того, чтобы у нас с Россией был не просто modus vivendi, а добрые и дружественные отношения. Помимо обычного великодержавного империализма, Советская Россия исповедовала коммунистическо-большевистскую идеологию. Я, в свою очередь, думал, что Советская Россия, у которой было более чем достаточно дел внутри своей страны, постепенно найдёт более соответствующие собственным интересам формы деятельности. Я надеялся, что и там возобладает мнение, в соответствии с которым «каждый ищет своё счастье по-своему», а также начнут понимать и ценить условия, необходимые для жизни народа Финляндии, так, чтобы в конечном счёте соседи не просто терпели бы друг друга, а извлекали пользу от такой жизни. Но это была надежда, а вот осуществится ли она, наверняка сказать было нельзя. Я всегда стремился делать всё возможное для установления добрых отношений с Россией. Я надеялся, что это мне удастся, поскольку полагал, что это также соответствует собственным интересам России. «Наша лучшая политика – добиться хороших отношений между Финляндией и Россией, чтобы снять любой повод для войны. К этому мы должны стремиться. Нынешняя война надолго посеет вражду и принесёт нам большие трудности», – такую запись я сделал в своём дневнике 13 февраля 1940 года, в разгар Зимней войны, ещё до того, как мы начали терпеть поражения на Карельском перешейке. К этому же я стремился и после Московского мира. Мир для нас был и тяжёлый, и горький. Советский Союз, по моему мнению, в своих требованиях пошёл неоправданно далеко. Но на этой основе нам приходилось жить. Мы не могли ничего изменить. Что сулило нам будущее, было неизвестно. Ход истории непредсказуем. Жизнь нашего народа, как и вообще жизнь малых народов, зависит от больших событий в мире, на которые мы не можем заметно влиять. Такова печальная судьба малых народов.

Переговоры осенью 1939 года, Зимняя война и Московский мир не принесли полной ясности относительно конечных намерений Советской России, хотя русские и утверждали, что Советский Союз преследует исключительно оборонительные намерения. Попытка сотрудничать с правительством Куусинена в ходе войны также порождала подозрения относительно намерений Кремля. Но приходилось воспринимать жизнь такой, какой она была, и пытаться идти вперед.

В письме министру иностранных дел Виттингу 18 апреля 1940 года я рассказывал о некоторых своих непростых беседах с Молотовым и писал: «Всё это ухудшает атмосферу и поддерживает подозрения, которые существуют в отношении нас у советского руководства. Я считаю, что основной целью нашей политики должно быть устранение таких подозрений настолько, насколько это возможно, поскольку, как сказал мне Сталин прошлой осенью: “Мы ничего не можем поделать с географией, и вы тоже ничего не можете”. География показывает, что Россия есть и будет нашим самым большим соседом, с которым нам так или иначе приходится сосуществовать, как бы это трудно ни было. Ṡto djelatj!3 Наши позиции после Московского мира значительно ослабли, и тем осторожнее мы должны быть в своей политике, чтобы за 1721 годом не последовали 1741–1743 и 1809–1809 гг.»

4.

В своём первом докладе от 14 мая я, в частности, предлагал:

«Из своих бесед с Молотовым, которые иногда были далеко не самыми приятными, я вынес впечатление, что Советский Союз, по крайней мере, в настоящий момент не имеет в отношении Финляндии иных намерений, кроме как следовать Московскому миру, который и так даёт ему более чем достаточно выгод. С другой стороны, как представляется, Советский Союз решил полностью требовать себе всё, положенное по мирному договору. В ходе переговоров о мире с советской стороны было заявлено, что интересы СССР в отношении Финляндии связаны лишь с военной безопасностью, однако позднее выяснилось, и об этом Молотов потом не раз говорил мне, что Советский Союз будет отслеживать и хозяйственные вопросы, в первую очередь, с точки зрения экономики отошедших к нему территорий.