Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Выполнение Мирного договора потребовало прояснения многих вопросов. У нас было много работы. Я бывал в Кремле у Молотова иногда каждый день, иногда через день, в промежутках встречался в Наркоминделе с его первым заместителем Деканозовым, который также занимался финскими делами и присутствовал на переговорах. После первой встречи в Кремле мы с Войонмаа вернулись в час ночи, но часто переговоры там продолжались и дольше. Русские по характеру – совы, но меня это не беспокоило, поскольку я такой же.

Помимо действий, необходимых для выполнения Мирного договора, потребовалось обсуждение целого ряда экономических вопросов, в отношении которых в договоре ничего не говорилось, как это было в Тартуском договоре, который из-за войны прекратил своё действие. Ещё в ходе мирных переговоров мы предлагали включить экономику в договор, но Молотов хотел провести по ним отдельные переговоры.

Первоочередной задачей было точное описание пограничной линии и её демаркация на местности. В соответствии со статьёй II Мирного договора это должна была сделать смешанная комиссия, образованная в течение десяти дней со дня подписания договора. Его председателем с финской стороны был назначен Илмари Бонсдорф, а с советской – комдив Василевский. Кроме того, в него входили по три представителя с каждой стороны: от нас вице-судья Хакцелл, генерал-майор Аппельгрен и подполковник Аминофф. Договорились также о сроках завершения демаркации границы, сначала на юге, затем на севере.

Мы предложили: для избежания пограничных конфликтов вплоть до полной демаркации государственной границы оставить между вооружёнными силами двух стран зону шириной в 2 километра, «ничейную землю». Молотов, однако, на это не согласился, поскольку считал, что именно это может стать причиной конфликта. Он добавил, что в подобной зоне не было необходимости и между советскими и германскими войсками. В ходе разговора на эту тему я заявил, что советские войска намерены оккупировать Энсо, хотя, по нашему мнению, город находится на финской стороне от пограничной линии. Просил советское правительство дать войскам команду оставлять спорные районы «ничейной землей» до тех пор, пока смешанный комитет не определит их принадлежность. Через несколько дней я вновь поднял тему Энсо, так как советские войска продвинулись вперёд на несколько лишних километров. Российские генералы, участвовавшие в переговорах, заявили нашим представителям, что не хотят продолжать беседу по этому вопросу. Напомнил слова Молотова о том, что намерения Советского Союза носят лишь военный характер и не преследуют цели причинить ненужные экономические трудности. Молотов определённого ответа не дал. Сложилось впечатление, что Советский Союз с самого начала намеревался потребовать себе промышленные предприятия, находящиеся в Энсо.

Смешанная комиссия провела первое заседание в начале апреля, когда советская делегация внесла предложение по протоколу с описанием границы и приложением карты. Это предложение, однако, не было взято за основу переговоров, так как в соответствии с ним граница проходила примерно по территории, оказавшейся оккупированной в результате последних передвижений советских войск. В результате технических измерений, произведённых специалистами обеих сторон, линия границы с карты Мирного договора была перенесена на более точную карту, и теперь она проходила на 1–2 километра восточнее, чем была обозначена в советском предложении. Линия, базирующаяся в основном на измерениях, была определена, и Финляндия получила территорию на 400 кв. километров больше, чем первоначально предлагала советская сторона. Единственный пункт, по которому комиссия не пришла к единогласию, касался территории Энсо с его большими промышленными предприятиями и поселением.

Предприятия в Энсо с электростанцией на порогах реки были очень важны для нас. Компания «Энсо-Гутцейт», принадлежавшая в основном государству, в районе Вуоксенлааксо, «финском Руре», построила большой производственный комплекс, вложив туда крупные средства. За много лет до Зимней войны я спросил у генерального директора «Энсо-Гутцейт» Котилайнена, зачем же они вложили так много капитала в предприятия, которые в случае войны оказывались под угрозой. Котилайнен ответил, что это обстоятельство не учитывалось. Вопрос был продиктован моим осторожным характером, но о катастрофе, подобной Московскому миру, я не думал. Котилайнен тогда, конечно, не мог понять моего пессимизма. Его ответ отражал мнение подавляющего большинства народа Финляндии, который не принимал всерьёз возможность войны.