Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

В это-то время театр и востребовал сверкающий юмором, порой – горькой и острой сатирой, порой – оживляющим смехом, самобытный, фонтанирующий умным, проницательным, точным словом талант Юрия Полякова. На его творчество обратил внимание известный актёр, назначенный художественным руководителем Московского театра имени Рубена Симонова, Вячеслав Шалевич. Прочитав роман «Козлёнок в молоке», Шалевич был покорён, сражён самобытностью дарования писателя, потребовал немедленного перевода «Козлёнка» на подмостки театра. Так состоялся драматургический дебют Юрия Полякова, собственной авторской рукой переделавшего роман в комедию. Как известно, в русской литературе живёт эта устоявшаяся традиция: достаточно вспомнить подобные опыты Михаила Булгакова.

Вслед за «Козлёнком в молоке» на сцену по воле автора отправился герой повести Полякова Костя Гуманков, благодаря которому явилась зрителю великолепная комедийная пьеса «Парижская любовь Кости Гуманкова», увы, так и не поставленная. Позже для Московского театра Сатиры была написана злая, беспощадная, шокирующая сатира «Хомо эректус, или Обмен жёнами», а для МХАТа имени М. Горького совместно со Станиславом Говорухиным «Контрольный выстрел». Позже Юрий Поляков принёс в театр новую феерическую комедию «Халам-бунду, или Заложники любви».

Вячеслав Шалевич сделал неоценимый подарок современному зрителю – «ахнув», соприкоснувшись с творчеством Юрия Полякова, он не только нашёл «хорошо сделанного», ироничного, интереснейшего, противоречивого героя именно своего времени, по которому давно тосковал театр, но почувствовал особый «аромат» комедийного дара драматурга, углядел, что Поляков знает и любит театр, хорошо понимает театральную специфику, чутко ощущает актёра со всеми его чаяниями и надеждами. Он открыл комедиям Полякова дорогу на сцену.

И теперь мы можем с уверенностью сказать: да, на русскую сцену пришёл драматург, чуткий к проблемам своего века и своей страны, и от него не ускользнули ни драмы, ни язвы, ни несуразица и отвратительные гримасы «слома веков», искорёжившие нашу жизнь на рубеже XX и XXI столетий. Он отразил её в такой талантливой и увлекательной форме, что оказался способным говорить с современниками о самом больном и насущном, вызывая неизменный интерес к своему творчеству и находя понимание зрителей. Но! Когда мы говорим о «феномене Юрия Полякова», о его «гротескном реализме», было бы неосмотрительно не заметить той печали, поистине чеховской грусти, которая пронизывает ткань произведений писателя, печали, в природе которой с разящей откровенностью признался он сам, написав в предисловии к четырёхтомнику своих произведений:

«Давно замечено, что скоропостижная слава обладает уникально оглупляющим эффектом. Став, по выражению кого-то из журналистов, одним из “буревестников” вскоре начавшейся перестройки, я мог бы до сих пор гордо и гонорарно реять над её руинами. Этим, кстати, к своему стыду, я некоторое время и занимался…

Но по мере того как романтика перемен преобразовывалась в абсурд разрушения, я всё чаще задумывался над тем, почему именно мои повести оказались столь востребованы временем и сыграли, вопреки желанию автора, свою роль в крахе советской цивилизации, к которой я испытывал сложные, но отнюдь не враждебные чувства».

Необходимость повторять это уже однажды публиковавшееся признание автора обоснованна. При первом же приближении к драматургии Юрия Полякова нельзя не увидеть острой социальной направленности в главном конфликте его пьес – он заложен в столкновении старого и нового образа жизни, советского и демократического менталитета. Этот конфликт для писателя чрезвычайно важен, это не только ключ, которым он открывает двери в наше новое бытование. Этот конфликт даёт нам возможность лучше понять и самого автора в его глубинной сути, обнажает источник искренних страданий его как гражданина, неравнодушного не только к истории своей страны, но и глубоко озабоченного её будущим. Этот подтекст пьес Юрия Полякова мгновенно воспринимается читателем как пронзительное лирическое исповедание, роднящее драматурга с его народом.