Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Культура – это один из краеугольных камней в основании любого государства. А наша русская культура? Тут как на сцене: «не читка» требуется, «а полная гибель всерьёз».

Как тут не вспомнить знаменитое определение назначения русской культуры, её всепобеждающего движения в мировой истории: «Русская литература победит! И не потому, что она русская… А потому, что она никогда не ставила себя выше других».

Вот об этом кардинальном для нас понимании сегодняшних глобалистских реалий – новый роман Ю.М. Полякова.

2014 г.

Владимир Яранцев

Не бояться быть большим11

Проще всего было бы назвать этот немалый текст сатирой на корыстолюбие и гедонизм «хозяев жизни» и апатию и мелкодушие аутсайдеров жизни. Но настоящая сатира никогда не была одномерной, простым фельетонным зубоскальством. В России же это всегда был «смех сквозь слёзы», художественное исследование душ не мёртвых, а кающихся, совестливых. Так что и сатирическими-то назвать такие произведения нельзя, даже если на это всё указывает.

В романе Юрия Полякова «Гипсовый трубач» на это указывает многое. В первую очередь фигура главного героя Кокотова, в самой фамилии которого звучит что-то легкомысленно-поверхностное и одновременно расчётливо-авантюрное: два «ко-» здесь – как два «чи-» у героя гоголевских «Мёртвых душ». И действительно, выходец из простонародной семьи, вдруг почувствовавший тягу к сочинительству, в кризисные годы он начинает стряпать пошлые «женские романы» под псевдонимами Аннабель Ли, Пэт Сэлиндж и т. д. для серии «Лабиринты страсти» исключительно ради денег. Отчётливо при этом сознавая всю чудовищность сочинённой литпродукции, губительной и для читающей публики, и для себя как писателя и человека.

Опустошение и самопоругание неизбежно привели бы конъюнктурщика к алкоголизму и гибели, если бы не «Гипсовый трубач». Написанный Кокотовым в лучшие часы жизни, этот честный рассказ его и спасает: режиссёр Жарынин приглашает его писать совместный сценарий для своего фильма именно на основе «Трубача». Этот сюжетный ход предопределил судьбу не только бедного Кокотова, но и всего романа, более чем 1000-страничного его текста. Ибо сценарий совсем не то, что роман и лит. проза вообще. Как объясняет сам автор в послесловии, его не пишут, а «набалтывают», «наговаривают, наборматывают». Звучит, конечно, не очень симпатично, даже самообличительно: не бросает ли писатель тем самым недоброжелательной критике кость-подсказку, что роман несерьёзен, излишне «болтлив», перегружен побочным материалом – рассказами, байками, анекдотами и прочей второстепенностью?

Но Ю. Поляков не побоялся этой «кости», сознавая, что нашёл ход весьма выигрышный, настоящий «клондайк», позволяющий строить повествование на нескончаемой «побочности» и дать наконец своему перу подлинную свободу, одновременно развернув целую панораму жизни нынешнего общества в большом и в малом. Будущий сценарий позволяет «наболтать» такое количество весьма далёкого от произведения Кокотова, на какое не всякое самое разговорчивое СМИ способно. Здесь и «сюжет для короткометражки» Жарынина о вражде двух «собачников», покупавших из питомника животных, одно страшнее другого, чтобы насолить друг другу, и про банкира, который сначала «горько оплакивал свою порушенную карьеру» в горкоме партии при советской власти, а после 1991-го, сказочно разбогатев, «славил КПСС», и про «три позы Казановы», тайна которых помогла одному комсомольцу счастливо жениться, сначала едва не погубив его за связь с иностранкой…

И без того нарастающий вал этих вставных новелл разной степени сатиричности, казусности или анекдотичности грозит перерасти в лавину, когда Ю. Поляков поселяет соавторов в «Дом ветеранов культуры» – ДВК «Иппокренино». Там что ни «насельник кущ», то одна сплошная история, которую можно рассказать сразу, как биографию «последнего русского крестьянина» Агдамыча, обладателя декоративной усадьбы для натурных съёмок фильмов сельхозной тематики, или по частям, как о Болтянском-«Болте», «любимом фельетонисте Сталина», одна семейная сага которого о своём отце и братьях тянет на отдельную повесть. А ещё в этом заповеднике обломков советской цивилизации живут «казак-дантист», любитель компьютерных игр Владимир Борисович; «самая красивая женщина советского кино» Ласунская; Жуков-Хаит, полуеврей-полуруссий, чередующий фазы своей идентичности; Проценко, былой «гений рампы», ныне ворующий продукты из холодильников; «комсомольский старик», поэт Бездынько, которому завидовал Асеев; вдова сына Блока, прима Саблезубова и прочие комические старухи и старики, смеяться над которыми, однако, грешно.