Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Если Ю. Поляков есть и в Кокотове и в Жарынине, то верно и обратное, скажем мы в стиле парадоксов С.-Ж. Перса и оксюморонов «Гипсового трубача». Кокотов сочинял одновременно пошлые «женские романы» и свой реалистический рассказ, вместе с Жарыниным они добивались той меры правды жизни и искусства, которая порождает шедевры. А Ю. Поляков дал волю «разрастаться и ветвиться» вставным историям в своём романе, отдал всё на откуп «вольной самореализации текста» и – ценное добавление – «отдался на милость самостийного слова». «Забубенный реалист», каким Ю. Поляков себя называет, пожалуй, остерёгся бы так говорить, ибо знатоку так легко увидеть здесь след модернистов-футуристов, апологетов «само-витого слова». Да и свой, тогда ещё не персовский афоризм из «Козлёнка в молоке», наверное, подзабыл: «Иногда проще избавиться от избыточного веса, чем от избыточного слова».

Тем не менее, зная об этой опасности сползания в модернизм и, не дай бог, в постмодернизм, писатель проходит по краю пропасти, оставаясь в рамках стилистики чародеев слова из «южной школы» – Булгакова, Ильфа и Петрова, Бабеля, Олеши (хотя есть уступка и В. Хлебникову, под чьим влиянием автор называет Кокотова «писодеем», Жарынина «игроводом»). Ярче же всего это проявляется в иронической афористике псевдо-Сен-Жон Перса, чем, по его признанию, автор грешил в молодости. Можно, наверное, провести отдельное исследование по этим порой задорным, порой мудрым, порой хулиганским речениям, проследить их историю и роль в становлении языка прозы Ю. Полякова вообще и данного текста в частности, «персизмам», которые можно принять и за квинтэссенцию прозаического мышления писателя, и за эффектные украшения «дискурса» чересчур разговорчивого режиссёра.

Однако то, что автор явно пристрастен к этой форме слово-говорения своего героя, удачно соперничающего с Кокотовым в знании жизни и искусства, очевидно. Слишком уж часто этот Перс мелькает на страницах романа, даже когда всем ясно, что это лишь ширма для разглагольствований Жарынина: «Судьба подобна вредной соседке по коммуналке, то и дело подсыпающей в твою кастрюлю дуст». То, что это не случайный приём в книге Ю. Полякова, говорят вынесенные прямо на обложку избранные перлы этого якобы французского остроумия. Вблизи скульптуры гипсового трубача это создаёт впечатление, что он, трубач, трубит эти фразы совсем не пионерской умудрённости, вроде: «Деньги – самый лучший заменитель смысла жизни» или «Дурной климат заменяет России конституцию». Такое соизмерение огромного романа с крохотным афоризмом свидетельствует о гибкости этого отнюдь не «гипсового» текста, а едва ли не набоковского, как утверждает М. Задорнов в другом обложечном «афоризме». «Гипсового трубача» Ю. Полякова можно, наверное, и сжать до афоризма, и «разжать» до огромного тома-«кирпича». Можно и заново отредактировать, добавив новые главы в это 2013 года издание, по сравнению с книгами 2009–2012 гг. (они и составили все четыре части новой книги), показывающее, что словесному совершенству данного текста нет предела.

Главное, что Ю. Поляков не боится быть большим, увесистым, реалистичным, позволяя смелое вторжение иных, нереалистических дискурсов. Как это произошло с инопланетянином-целителем. Или в последнем «синопсисе» с уменьшающей таблеткой, отведав которую, любовник бегает по голому телу любимой, как муравей, а она его прячет в спичечную коробку от посторонних глаз. Огромного «Гипсового трубача»–2013 в «коробочку» афоризмов всё-таки, пожалуй, трудно спрятать: слишком уж достоверны люди и коллизии, изображённые в нём, слишком уж прозрачны иные прототипы (например, Меделянский, автор детского «змеюрика», растиражированного им до степени коммерческого бренда и полного умопомрачения). И это пример того, какой неисчерпаемой может быть проза, замешанная на самом «забубенном» реализме. А именно такое, реалистическое впечатление оставляет эта весёлая книга с печальным эпилогом.

Пётр Калитин, доктор философских наук, профессор

Н-е-а-сущее антиномичноистинное эвристическое кредо Юрия Полякова12

1

Я думаю, многие российские писатели читают Юрия Михайловича Полякова «из-под полы»: под покровом своего сакраментального одеяла – в свете незабвенного Алёши Пешкова и его отважного подсвечника Кости Иночкина, читают – по невольной советской, если не соцреалистической привычке: «благородного» раздвоения – хотя бы в собственно-интеллигентском неглиже…