Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Особого сатирико-эпического накала в романе достигает образ героя с двойной фамилией Жуков-Хаит. Его личная история одновременно и фантастична, и трагична, и комична, к тому же имеет эротическую предысторию, объясняющую происхождение на свет Божий плода любви еврейки-чекистки Юдифи Гольдман и синеглазого красавца-белогвардейца Алферьева, приведённого к ней на допрос. «Таких глаз, отчаянно-голубых, как васильки Шагала, она ещё в жизни не встречала. Юдифь почувствовала странный озноб, пробежавший по всему телу, и приняла его поначалу за приступ классовой ненависти». И далее читаем: «Девственная чекистка Гольдман отдалась черносотенцу Алферьеву прямо на двухтумбовом столе, заваленном протоколами допросов и бланками приговоров, отдалась с такой бурной искренностью, что узники в застенке трепетали, слыша стоны, доносившиеся из кабинета неумолимой дознавательницы». Думается, что изображению в романе этой эротической истории позавидовал бы Василий Васильевич Розанов, благословлявший деторождение, а в поздний период творчества особенно восхищавшийся иудейской семейственностью и плодовитостью. Из дальнейшего повествования читатель узнаёт, как любящая Юдифь снабдила Алферьева документами умершего красного командира Жукова, как, будучи спасён, черносотенец воевал в Красной армии и как сказались столь своеобразные генетические корни следовательницы ЧК Гольдман и монархиста Алферьева на психическом здоровье отпрыска этой семьи, обитающего в «Ипокренине». Он страдает неизлечимым раздвоением личности, причём «как ни странно, в “арийской фазе” Фёдору нравились стройные дамы с яркой ближневосточной внешностью и, желательно, высшим музыкальным образованием. А вот в “семитской фазе”, напротив, его неодолимо влекло к ядрёным русским простушкам, не обременённым хламом посторонних знаний. В сущности, он стал жертвой той же страстной закономерности, которая некогда бросила чекистку Юдифь в объятья черносотенца Алферьева, а поэта-атеиста Хаита насмерть прилепила к молодой попадье Анфисе. В итоге, поскитавшись по женским расположениям, Фёдор Абрамович завёл себе сразу две семьи: одну – с арфисткой Большого театра Ингой Вишневской-Гехт, черноволосой и худощавой, а вторую со штукатурщицей СМУ № 155 Настей Ермолаевой, дебелой русской красавицей».

Особо надо выделить постоянное присутствие в романе многочисленных, разноплановых и касающихся самых разных сторон отечественной действительности афористических высказываний, которые принадлежат многим героям романа. Они не обязательно связаны напрямую с текстом романа и имеют самостоятельное значение. Из них вполне может быть составлен отдельный сборник афоризмов, который также представлял бы несомненный читательский интерес. Например: «Все советские диссиденты – отпрыски знатных большевиков, служивших по большей части в ОГПУ-НКВД»; «Как известно, великую державу сразили две напасти: дефицит алкоголя и переизбыток бездельников, поющих под гитару песенки собственного сочинения»; «Если чёрт – в деталях, то Бог, конечно, в совпадениях!»; «Он выглядел типичным воякой: брав, подтянут, жилист, а в лице столько мужества, что невозможно понять, глуп он или умён»; «Мужчина берёт, чтобы дать. Женщина даёт, чтобы взять…»; «При Советской власти в дефиците были лишь некоторые товары, а сегодня в дефиците деньги. Следовательно, дефицитом стало то, что можно купить за деньги, значит, абсолютно всё!» и т. п.