Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

«Гриб оказался необычной формы: распространяясь, он упёрся в берёзу и полукругом оброс её – точно обнял.

Да, это был Грибной царь. Самый настоящий Грибной царь! Он, и никто другой…

Михаил Дмитриевич подполз к нему, как нашкодивший раб к ноге властелина, и его лицо оказалось вровень с огромной шляпкой, промявшейся местами, словно жесть старого автомобиля.

– Пожалуйста! – прошептал он, даже не признаваясь себе в том, чего просит. – Ну пожалуйста! – повторил Свирельников и заплакал о том, что чудес не бывает…»

Именно возле Грибного царя наступает момент прозрения главного героя: «А что осталось у него? Мёртвая Алёнка, мёртвая Тоня и живая Светка с неизвестно чьим головастиком в брюхе!» Семантика предвидения будущего становится неотъемлемой частью слова гриб как мифологемы.

Интересен и тот факт, что в контексте романа «Грибной царь» герой оказывается в ситуации выбора между жизнью и смертью; просьба, обращённая к Грибному царю, касается жизни дочери Алёны и жены Тони, которых сам Михаил Дмитриевич и «заказал». Идея доминирования жизни над смертью поддерживается контекстом: «…А дед Благушин вернулся с войны,

конечно, не благодаря Грибному царю, а просто потому, что кто-то ведь должен возвращаться домой живым… Ну пожалуйста!» Последняя фраза содержит просьбу сохранить жизнь жене и дочери, и хотя вербально это не выражено, предыдущий контекст раскрывает содержание просьбы Михаила Дмитриевича.

Разрушение Грибного царя после «выполнения просьбы» свидетельствует о том, что наш мир гармоничен, а любое отклонение от гармонии приводит к необходимости уничтожения какой-либо части: сохранив жизнь двум людям, исправив ошибку Михаила Дмитриевича, Грибной царь обрекает себя на уничтожение, превратившись в «отвратительную кучу слизи, кишащую большими жёлтыми червями». Проекция сна на финальную часть романа оказывается перевёрнутой: уничтожен не герой, а Грибной царь, что позволяет рассматривать сон Михаила Дмитриевича не только как задание основных сюжетных линий, но и как предупреждение герою о необходимости сделать правильный нравственный выбор.

Рассмотренный мифологический подтекст связан с языческой мифологией, но в тексте романа присутствует и отсылка к мифологии христианской. Действие романа начинается в день усекновения головы Иоанна Крестителя: «Шла шутейная утренняя передача “Вставай, страна огромная!”, которую вела развязная дама с фиолетовыми волосами, похожая на Карлсона без пропеллера. Звали её Ирма. Она сообщила, что сегодня 11 сентября, по православному календарю день Иоанна Предтечи, и принялась бойко рассказывать про то, как Саломея в обмен на сексапильный танец выпросила у Ирода голову Крестителя… Можно ли утверждать, что именно Саломея заказала Иоанна Предтечу?..» Повторяющееся в контексте цитируемой передачи слово «заказал», употребляемое по отношению к Иоанну, иллюстрирует современную интерпретацию библейского сюжета, одновременно задавая основную тему романа – тему падения нравственности, бездуховности мира, в котором живёт герой. Сам Михаил Дмитриевич воспринимается как некий современный аналог Иоанна, позицию Ирода занимает его друг – Весёлкин, Иродиады – жена Михаила Дмитриевича Свирельникова Тоня, а Саломеи – его дочь Алёна. С другой стороны, позиция Ирода, несущего наказание, может быть занята любым мужским персонажем, который представляет угрозу для Свирельникова: Алипановым, Никоном, отцом Вениамином, шофёром Лёшей, а позиции Иродиады и Саломеи – Нонной, Светкой и любым другим женским персонажем. Интересен тот факт, что в контексте романа поддерживается первая линия аналогий – Весёлкин, Тоня, Алёнка, так как именно их образы возникают в сознании героя при появлении трёх грибов: «…Грибы словно выстроились в некую странную, почти театральную мизансцену, таящую скрытый, но очень важный смысл… Это же он, Свирельников, Светка и будущий, неродившийся ребёнок. А чуть в стороне рос ещё один, почти такой же большой крепкий подосиновик, изъеденный слизнем. Возле него – второй, поменьше, а рядом, почти вплотную, третий – ещё меньше: Весёлкин, Тоня и Алёнка… У “Весёлкина”, “Тони” и “Алёнки” крапчатые ножки были покрыты каким-то красным налётом, словно их обмакнули в кровь…» В романе Ю. Полякова происходит переворачивание мифа об Иоанне Крестителе: гибель Иоанна-Свирельникова заменяется гибелью Ирода-Весёлкина, Иродиады-Тони и Саломеи-Алёнки в представлении героя, но в реальности никто не погибает: христианский миф об Иоанне остаётся нереализованной проекцией, средством задания семантики угрозы и мотива святости героя.