Молчание костей

– И правильно сделала, – подхватил Ракамор. – Я сдержал слово. Пока я оповещал хозяев, им не нужно было нападать. План заключался в том, чтобы с моей помощью они захватили корабль без кровопролития и взяли сестер живыми.

– Чтобы потом их повесить? – спросила Коссел.

– Нет. Я рассуждал так: при наличии столь веского вещественного доказательства, как целый и невредимый корабль, и свидетельств многочисленных очевидцев преступления сестер будут выглядеть как последствия психологического вреда, прямо или косвенно нанесенного Босой Сеннен. Им придется ответить за какую-то часть содеянного, но не за самое худшее. После неизбежного расследования сестер освободили бы из-под стражи и отправили на реабилитацию. Все это неприятно, однако лучше смерти. Я был убедителен, не правда ли, Адрана?

– Ты был слишком убедителен, – ответила она. – Я поверила тебе, потому что ты верил самому себе. И я совершила ошибку, допустив, что твои хозяева намерены действовать в рамках приличия.

– Теперь ты знаешь, что это не так, – сказал Ласлинг.

– Теперь мы все это знаем, – мрачно кивнула Адрана. – Теперь у нас нет иллюзий. Они убили Верранвелла и готовы убивать снова, чтобы защитить свои драгоценные интересы. Пока ситуация не изменится, нам будет негде укрыться. Ради Фуры я брошу все силы на то, чтобы добиться перемен.

– А как быть с ним? – спросила Коссел, кивнув на Ракамора. – Неужели мы должны забыть, что он работает на врага?

– Работал, – поправил Ракамор. – Это была другая жизнь, Коссел, – глава, которую я только что закрыл. Я ведь мог вам ничего не рассказывать, верно?

Меггери почесала один из своих шрамов:

– А почему рассказал?

– Потому что предпочитаю, чтобы вы знали правду. Если кто-то из вас решит мне врезать, мы оба поймем, что за этим стоит. Я устал носить чужое имя, устал носить лицо другого человека. К тому же маскировка оказалась несовершенной – Адрана довольно скоро поняла, кто я такой. Она узнала во мне черты брата, несмотря на то что остеоморфный процесс сделал свое дело.

– Твой брат был человеком чести, – сказала Адрана.

Ракамор посмотрел ей в глаза со смесью печали и нежности. Печаль относилась к тому, что было необратимо утрачено, а нежность – к добрым воспоминаниям, которыми он все еще дорожил.

– Да, это так.

– Он любил этот пузырек обитаемого пространства вокруг Старого Солнца. Он любил миры и посвятил жизнь их сохранению.

– Насколько это было в его силах.

– С этого момента ты будешь носить свое подлинное имя как преступник. Тебя изобразят врагом цивилизации, а не ее защитником. Тебя ославят вандалом и вредителем. Тебя превратят в полную противоположность Пола Ракамора.

– Но куда бы это меня ни привело, – сказал Бриска Ракамор, – я буду знать, что поступил правильно. Мой брат не ждал бы от меня ни большего, ни меньшего, а я не ждал бы другого от Пола. Я не в силах вернуть Иллирию и ее отца, но, присоединившись к вам, отрекшись от всего, чем был, я могу исправить часть вреда, который причинил Полу. – Он опустил глаза, как будто бремя всеобщего внимания внезапно стало невыносимым. – По крайней мере, это успокоит мою совесть.

– Это примерно то, на что может надеяться любой из нас, – сказал Ласлинг с видом человека, решившего высказаться от имени своих товарищей. – Вы правы, капитан Несс: нам нужно было услышать его историю.

– А что теперь? – спросила она.

– Если все остальные согласятся, мы сможем оставить в прошлом печальную повесть мистера Лагганвора. И еще, мистер Ракамор…

Бриска поднял глаза в растерянности, – похоже, к надежде примешалось опасение, что это какая-то ловушка.

– Да, мистер Лас?

– Мне бы хотелось побольше узнать о деяниях твоего брата, когда у тебя найдется время. Похоже, он был хорошим капитаном, человеком, с которым стоило бы познакомиться.

– Это так, – подтвердила Адрана. – Он был добр и к нам, и ко всей своей команде. Бриска, сдается мне, он неспроста сохранил книгу, которую ты ему подарил.

– Он стер посвящение.

– Но не выбросил подарок. Человек, располагавший одной из лучших корабельных библиотек в Собрании, мог приобрести любую книгу, но эту он держал при себе. Я думаю, ты давным-давно прощен.