Молчи или умри

После победы народной революции Коев участвовал в создании милиции, потом работал там до поступления в университет, а по окончании университета вновь вернулся туда уже следователем. Ему был знаком ни с чем не сравнимый трепет поиска истины, и сейчас, думая об истории Старого, он вдруг почувствовал знакомое нетерпение. Захотелось тотчас же начать расследовать запутанное, как бывало прежде, до того, как он решил посвятить себя журналистике. Хотя, если брать шире, то и журналистика — это тоже расследование, розыск, своего рода дознание. Каждая тема таит в себе некую тайну, требует скрупулезного рассмотрения всех обстоятельств, изучения видимых и невидимых побуждений всех участников события, исследования характеров людей, их поступков. Неизвестно почему вдруг вспомнился Геродот, «отец истории». Он, ныне знаменитый и неизвестный при жизни повествователь истории, узнавал обо всем из первых уст, лично расспрашивая странствующих торговцев о том, что те видели, путешествуя по белу свету. Из их рассказов да еще из собственных бесконечных скитаний черпал он свидетельства о греко-персидских войнах, географические, этнографические и еще разные другие сведения о Мёзии, Египте, Фракии и Скифии, Каспийском море и Сибири, рассказав о них вначале на одной из афинских площадей, а затем изложив в своей бессмертной «Истории». Бесхитростные рассказы о заморских странах и их жителях, вести, факты, которым суждено было пережить века… Коев подумал, что и его разрозненные статьи о людях и стройках, будь они правдивы и проницательны, могли бы обрести значимость, ибо отображают высочайшие взлеты эпохи. Очерк о комбинате, по его мнению, уже созрел в сознании, так что нужно только сесть за стол, заложить в машинку белый лист и задуманное выльется на бумагу. Но не так легко было распутать этот клубок из соображений, подозрений, сомнений, касающихся Старого. Тем более, что речь шла о прошлом. Стоит ли ворошить старое, твердили все кругом. Но разве можно с легким сердцем от него отречься? И без того непростительно долго стоял он в стороне, не поинтересовался, не помог вовремя. Так пусть же теперь, хоть с опозданием, но он обязан попытаться ослабить туго затянутую петлю. Не так уж это трудно. Наоборот, многие из тогдашних знакомых и товарищей Старого еще живы. Нужно только терпеливо, шаг за шагом расспросить их — в остывшей золе непременно удастся отыскать тлеющий уголек…

Коев вошел в фойе гостиницы, полный решимости действовать.

— Вас к телефону, — сообщил ему пожилой швейцар в ливрее, похожей на генеральскую форму.

Коев подумал, что, вероятно, это звонит Милен, а вдруг это Аня решила примчаться из Софии. Мысль, что она и в самом деле может нагрянуть, вызвала у него сладостный трепет от ощущения ее близости и вместе с тем тревогу, что она запрет его в четырех стенах, и примется упрекать его в том, что она-де соскучилась, а он, неблагодарный, отделался парой звонков… Потребует ласки, сама одарит его нежностью, как только она умеет… Пиши пропал весь день. Ужинать они отправятся только под вечер, а значит, что встречи не состоятся.

— Алло! — голос в трубке был незнакомый, мужской. — Алло! Здравствуй, Марин.

— Здравствуй.

— Не узнаешь? Да куда уж тебе догадаться. Провинция. Темная Индия. Э-э-эх, Марин!

— Погоди, погоди, — сказал Коев, пытаясь вспомнить, где он слышал этот голос.

— Чего уж там, не напрягайся, всего каких-нибудь тридцать лет не виделись. Куда уж тебе признать меня! Жельо беспокоит, Жельо Пенев.

— Пантера, ты что ли?

— Он самый! А тебе, небось, померещился дух моей покойной бабки, а?

— На ловца и зверь бежит. И я как раз собирался тебя разыскивать.

— Гляди-ка, он собирался! Брось заливать. Будто мы не знаем вас, столичных зазнаек.

— Серьезно тебе говорю.

— Серьезно или нет, а свидеться нам просто необходимо. Но для начала скажи мне, где твой «дипломат»?

— Какой еще «дипломат»?

— Тот, с которым ты сюда прибыл. Черный «дипломат» с дюжиной перегородок.

— В шкафу, должно быть.

— Должно быть или точно?

— Сейчас проверю. Во всяком случае я оставил его в шкафу.

— Поднимись наверх, посмотри и позвони мне по телефону…

Коев нажал кнопку лифта и спустя мгновение уже стоял перед дверью своего номера. В шкафу ничего не было, кроме пары выстиранных и отутюженных Аней сорочек, пустого полиэтиленового мешка и двух одеял. «Дипломат» исчез. Коев выдвинул все ящики — чемоданчика как не бывало. Он заглянул в комнату напротив, где тоже стоял гардероб. Ему показалось, что одеяло на постели заправлено наспех. Откинув его, он увидел, что простыни скомканы. «Чудеса, — подумал Коев, — здесь-то я вообще ни к чему не притрагивался…» Он вернулся обратно, тщательно оглядел кровать, тумбочки. Сомнений больше не было: здесь кто-то здорово похозяйничал. Коев просмотрел документы в папке. Как будто все было на месте, однако в душе зародилось смутное подозрение…