Молочные зубы

А когда вернулась из магазина со всем необходимым, Сюзетта снова лежала на диване беспомощной пациенткой. Когда родительница убрала гигиеническую прокладку, из раны хлынул поток темной, почти черной крови. Мать поморщилась, что было для нее совсем не характерно. На зияющую рану ушла почти целая банка бинтов, которые она осторожно запихивала в чувствительную плоть хирургическим пинцетом. Ближе к концу процедура стала тяжким испытанием скорее для нее, чем для Сюзетты, которая этому обрадовалась.

На следующий день мать снова повезла ее в Окленд, но не на прием к врачу, а чтобы сделать приятное. Иногда она действительно так поступала – без лишних слов приносила извинения в виде походов по магазинам. Благодаря этому Сюзетта понимала: мать знала, как важно для нее рисовать и мечтать. Она позволяла дочери выбирать в магазине для художников все, что той хотелось. Профессиональные карандаши высокого качества. Альбомы для рисования различных форматов и текстур. Потом они переходили улицу и шли обедать в «Алибабу», их любимый сирийский ресторан. Сюзетта брала пирог с сыром и пробовала несколько салатов и гарниров из обильного маминого заказа. Ее всегда интересовало, походили ли они на обычных мать и дочь в те дни, когда вместе куда-нибудь выбирались? Или окружающие замечали, что родительница никогда не смотрит ей в глаза и не стремится начать разговор? На фоне материнского молчания Сюзетте не оставалось ничего другого, кроме как возвращаться к мыслям, занимавшим ее день и ночь. Из чего был соткан мамин мир – из живых фантазий или нескончаемых сожалений? Даже в пучине собственных страданий Сюзетта неизменно жалела мать.

Оттолкнувшись ногами, она поднялась над бортиками ванны, словно перископ. Потом напрягла зрение и оценила все достоинства творения дочери: фотографии были аккуратно вырезаны, гармонично расположены и тщательно приклеены. Может, ей надо было лишь поздравить дочь с хорошо сделанной работой, а не разваливаться на куски?

Она энергично выпрыгнула из ванны, пыхтя от раздражения.

– Я взрослый человек!

Потом схватила полотенце, аккуратно его свернула и положила обратно на полку. Ханна – всего лишь ребенок и не может по-настоящему ее задеть. И даже если дочь когда-либо впадет в агрессию, у нее будет возможность ее одолеть. Поэтому дуться в ванной просто смешно.

– Я взрослый человек, – опять сказала она себе. – Я ее мать, а она моя дочь.

Хотя ее телефон остался внизу, она точно знала, что надо делать: снять сделанный Ханной коллаж и отправить его Алексу. Сюзетта сунула его под мышку и вышла из ванной, направляясь к лестнице, но потом вернулась и подошла к закрытой двери в комнату девочки, борясь с целой вереницей порывов. Она сжала кулак и чуть было не постучалась, но потом выражение ее лица стало злым, и она отвела кулак назад с таким видом, будто хотела кого-то ударить. После чего выдохнула, почувствовав, что гнев улетучился, и тяжело опустила руку.

Сюзетта годами мучилась от боли в своей комнате. Мысль о том, что Ханне плохо, что она одинока и не может выразить свои истинные потребности, была ей невыносима.

Она опустила взгляд на гротескное лицо, которое Ханна приклеила рядом с ее собственным: лик женщины с болезненным, полуразложившимся телом. Форма ее черепа явственно проглядывала из-под кожи, туго обтягивавшей костлявый нос и скулы. Беспокойство Сюзетты улеглось. Она напомнила себе, что помогала дочери: школа «Тисдейл» специализируется на работе с детьми со специфическими потребностями. Вот пусть они теперь и думают.

Ее телефон лежал на кухонной стойке, там, где она его оставила. Сюзетта бросила шедевр Ханны на пол, встала над ним и навела камеру, чтобы весь коллаж вошел в кадр. Но потом передумала и сфокусировала ее на своем собственном снимке, сделанном, когда она спала, и гротескной женщине, чтобы на маленьком экране не потерялась суть. Потом набрала сообщение:

Вот что твоя дочь сделала с моей фоткой. Смастерила коллаж из покойников. Нам надо поговорить.

Потом нажала на кнопку «Отправить», отложила телефон и проверила, разморозился ли в холодильнике лосось. Ей, по правде говоря, эта рыба не нравилась, но ее больше всего на свете любил Алекс. Она приготовит мужу с дочерью салат из микрозелени[16], но сама съест совсем чуть-чуть.

Сюзетта решала, чем бы сдобрить коричневый рис, который собиралась приготовить для себя, и в этот момент позвонил Алекс.

– Привет.

– Привьет.

– Фотографию получил? – спросила она.

– Да… Это сделала Ханна?

– Ага, красиво, правда? Послушай, мне нужно с тобой кое-что обсудить, и думаю, что это лучше сделать лично. Ты не мог бы приехать домой?

За его молчанием ей послышалось невысказанное «нет».

– У нас сейчас в самом разгаре fika[17].