— Зачем мальчишка привязывает консерву к хвосту кошки? Зачем смеётся тот, кто бросает мышонка змее? У меня нет ответа. Но я никогда, слышишь, никогда не буду служить этой твари. Я видел её злодеяния, я готов отдать жизнь лишь бы погубить её. Прости мою слабость.
Гри, отряхнув джинсы, направился прочь от реки. Джессика пошла за ним.
— Помнишь, ты подарила мне пластмассового краба на Рождество. Я страшно возмущался, что краб — девчачья игрушка. А когда ты попала в больницу я положил краба под подушку и разговаривал с ним, думая, что ты меня слышишь. Глупо, правда?
Джессика вытерла слёзы.
— Я помню, как ты защитил меня от бродячей собаки. Такой маленький и такой смелый. Ты стойко отгонял её деревянным самолётиком, который она искусала.
Гри рассмеялся.
— И как мы сразу не догадались, что это Сибли — мерзкая шавка соседей.
— Сибли сбежал от них. Три дня валялся на помойках и пил из луж. Все искали красивую ухоженную болонку, а к нам прибежало голодное чудовище с грязной шерстью. Но ведь ты этого не знал, ты бился с этим монстром, не пожалев любимой игрушки.
Джессика и Гри ещё долго вспоминали детство, плакали, смеялись, ей не хотелось уходить.
— Пошли за мной, Гри.
Он лишь печально улыбнулся.
— Ты же знаешь, что ничего не получится.
Она взяла его за руку.
— Иди за мной. Теперь я другая. Теперь моя очередь защитить тебя.
Его рука была такой тёплой и настоящей, что Джессика в какой-то момент поверила, что сможет спасти брата. Они бежали по полю не разбирая дороги. Солнце снова спряталось за тучи, степь покрыл туман. Он не просто стелился по земле. Он заполнял всё вокруг и Джессика прибавила шагу. Ледяной мороз проник под одежду, было так холодно, что кровь стыла в жилах. Вдалеке чернел особняк. Мармадьюк-Асайлим. Дарвин призывно машет рукой. Эльва пытается показать на что-то за их спинами. Но Джессика не оглядывается. Остаётся совсем немного. Ещё чуть-чуть и они вбегут в ворота.
Внезапно пальцы Гри выскальзывают из её ладони. Злобный, отвратительный смех раздаётся за спиной. Джессика хочет повернуться, но Дарвин хватает её и тащит внутрь. Эльва, с глазами, полными ужаса безмолвно открывает рот. Двери захлопываются. Джессика в слезах просыпается в своей постели.
Лакус сидел за рулём служебной машины. Он ненавидел её так же люто, как и всё, что было создано человеком, чтобы погубить природу. Люди лицемерно называли это цивилизацией или прогрессом. К сожалению, мир сошёл с ума. Увы, и ему приходилось пользоваться телефонами, компьютерами и оружием. Всё это было сосудом греха, изобретениями, лишёнными всяческой души. Больше всего на свете он любил лес. Забраться в муравейник, подставив спину под целебные укусы миллионов букашек. Питаться лучами солнца. Он не ел мяса. Даже зимой предпочитал спать под открытым небом, Проклятая цивилизация всё время диктовала свои условия. Он предпочёл бы держаться от неё подальше.
Госпоже был нужен свой человек в городе. Ему ничего не оставалось как подчиниться. С тех пор, как Лакус ушёл, они редко виделись. Тем острее была радость встреч. Как бы он хотел хоть на минуту вернуться в тот день, в ту бочку, когда они ласкали друг друга. Всю жизнь Лакус вспоминал эти счастливые мгновения. Госпожа обещала, что мука временна, настанет день и они останутся одни в целом мире, избавившись от ненавистных людишек. Их оказалось много больше, чем Лакус мог себе представить. Зачем они? Рубить леса? Стрелять животных? Коптить воздух вонючим дымом? Лакус не любил беседовать с людьми. Они всё время делали то, что не любили, заставляя всех думать, что это не так. В жизни людей было так мало радостей. Не то, что у него. Приятно мчаться по ночному лесу, чувствуя острый запах своего тела. Забавно в зимнюю стужу залезть в берлогу, растормошить неуклюжего медведя, и согреться на его широкой груди.
Лакус ненавидел браконьеров. Ловил и предавал их лютой казни. Он хотел развесить выпотрошенные трупы на деревьях, чтобы отпугнуть других. Но Госпожа не позволила этого делать. Лакус расправлялся с ними в тайне и тщательно прятал трупы. Город был ему отвратителен. Он никогда бы не променял лес на этот каменный склеп.