Монахиня секс-культа. Моя жизнь в секте «Дети Бога» и побег из нее

«Я услышал, что ты в городе, и должен был удостовериться в этом сам», — начинает он, и, прежде чем я успеваю это осознать, мы как будто снова на Ферме. «А помнишь, как мы…» — и понеслось.

Смешной мальчишка, которого я так любила, просматривается в образе молодого человека, который очень старается выглядеть серьезным. Больше часа мы бродим по тенистым дорожкам кампуса, но вот уже ему приходит время уходить — он должен выполнить несколько поручений родителей.

Мы крепко обнимаемся на прощание, и он оставляет меня у подножия холма.

Поднявшись к дому, я сталкиваюсь с мамой, у которой глаза горят от любопытства. Видно, как ей не терпится узнать подробности нашей встречи с Патриком. «Ну, как все прошло?»

«Я воспринимаю Патрика как одного из своих братьев. Никакой химии».

Она выглядит расстроенной. Да и я тоже разочарована. Я использую одну из любимых маминых французских фраз: «C’est la vie»[38].

Проходят дни, и я начинаю разрушать образ смирения и покорности, который тщательно строила для себя в Казахстане. Родители не собираются принуждать меня к сексу, не пытаются меня сломить и не проявляют нетерпимость. Я быстро понимаю, что их истинное желание — чтобы их оставили в покое и позволили жить своей жизнью, как это было в Макао. Отлично! Меня это вполне устраивает.

Мама больше интересуется своей работой в университете, чем последними пророчествами Мамы Марии. А отец, хотя и продолжает читать нам на Молитвенных Собраниях Письма, стал одержим Хадсоном Тейлором — ревностным британским протестантом, который был миссионером в Китае 51 год.

Мы по-прежнему следуем правилам Семьи — придерживаемся распорядка дня, в целях безопасности не выходим в город поодиночке, но прежний высокий градус стремления быть идеальным последователем Христа понемногу снижается. Впервые с тех пор как пять лет назад я покинула Ферму, я могу дышать полной грудью, и мое тело понемногу расслабляется.

Мы с Чинг-Чинг готовим еду на всю семью, убираемся в доме и ухаживаем за Джонди и Ниной, которым сейчас восемь и одиннадцать лет.

На факультете китайского языка в основном учатся китайцы, которые приехали из-за границы, чтобы улучшить свои знания в родном языке. Иностранцев только трое: две американки — я и Чинг-Чинг — и канадка София.

Прошло уже несколько лет с тех пор, как я последний раз находилась в учебном учреждении. Я соскучилась по чувствам, которые испытывала в школе: жадность в получении новых знаний и азарт от продвижения к цели.

Мистер Ченг — наш преподаватель каллиграфии. Он ведет занятия исключительно на китайском языке, хотя в наших учебниках рядом с китайскими словами дан английский перевод.

Наша преподавательница разговорного китайского — госпожа Шин — говорит по-английски чистым, певучим голосом. С тугим пучком на голове, вечной указкой в руке и прямой осанкой она производит впечатление типичной школьной учительницы.

Сегодня мы учим слово «любовь», оно пишется «ai» и произносится «ай» с резким понижением тона. Ai ren = супруга; wo ai ni = я люблю тебя.

София составляет предложение: «Zou ai».

Строгое выражение лица госпожи Шин резко меняется, она поворачивается к доске, чтобы сдержать хохот. «Не говорите так», — давится смехом она.

Мы с Чинг-Чинг с недоумением смотрим на Софию и преподавателя: мы не знаем перевод этой фразы. Один из учеников наклоняется и шепчет: «Заниматься любовью».

Что и говорить, София продвинулась в изучении китайского языка.

Мне по-прежнему нравится учиться, чувствовать, что с каждым днем я совершенствую свои знания, как это было в Макао, когда я самостоятельно изучала школьную программу. Я даже не осознавала, насколько сильно я скучаю по этому процессу. В конце нашего первого семестра госпожа Шин объявляет: «Мы собираемся устроить вечеринку для всех иностранных студентов. Подумайте, с каким номером вы можете выступить. Это может быть песня или сценка». Чинг-Чинг, София и я переглядываемся и закатываем глаза.

«Я думаю, им хочется посмотреть, как по-дурацки выглядят иностранцы, пытающиеся петь или читать стихи», — шепчу я. Знали бы они, что мы все детство провели, выступая на сцене. Поэтому подготовка песни занимает у нас всего пару часов.

Вечеринка проходит в клубе рядом с кампусом. И вот наступает наша очередь выйти на сцену, Чинг-Чинг стучит по гитаре: «Раз, два, три», — и мы с Софией затягиваем «Ла Бамбу» [39], сопровождая пение незамысловатыми танцевальными движениями. Под аплодисменты и восхищенное улюлюканье мы спускаемся со сцены, по пути принимая поздравления.

Наша радость от успеха на вечеринке быстро улетучивается после того, как декан просит нас выступать на всех мероприятиях, которые проходят в университете. В качестве дрессированных иностранных обезьян университета мы даем интервью на местном телевидении, а когда проходим через кампус, студенты громко приветствуют нас из окон общежития.