Пока еще не все знали, что мы поссорились. Точнее, я думала, не знает никто. Девочки, с которыми я стояла, смотрели то на него, то на меня и бог знает, о чем думали. Может быть, решили, что это такая игра. А я не понимала, что мне делать и чем ответить ему. Мишка застал меня врасплох. Я ожидала, что он, как и раньше, просто начнет игнорировать меня. Но это было другое. И к такому повороту я оказалась совсем не готова.
– Привет. – Делать нечего, в конце концов я решилась пожать ему руку. Его ладонь была холодная и влажная. А может, моя?
– Ой, королева пожала мне руку! – издевательским тоном провозгласил он и затряс над головой рукой. – Я же теперь не буду мыться три дня!
В его компании засмеялись, и он тоже. Видимо, парни были уже в курсе. Под этот всеобщий хохот Мишка проследовал мимо, остановился и снова взглянул на меня, но уже серьезно и зло. Всего секунду, а потом развернулся и пошел в класс. Девочки по-прежнему ничего не понимали.
– Чего это он?
Пора было признаваться.
– Мы поссорились.
– Опять поссорились? Надолго? – в вопросе слышалась ирония.
– Навсегда. Совсем… Надоел.
Месть. Начало
И началась какая-то ерунда. Уроки прошли спокойно. После уроков мне надо было забежать в библиотеку. Там я, как обычно, кинула сумку на стул у двери и направилась к стеллажам за нужной книгой. А вернувшись через пять минут, обнаружила, что сумка исчезла. Ни библиотекарша, ни двое младших школьников, торчавших у стойки, не заметили, кто ее взял. Пришлось идти искать по всей школе. Прозвенел звонок со следующего урока, и я уже почти отчаялась ее найти, когда в конце концов обнаружила сумку в дальнем углу гардероба на полу. Теперь ее украшал след от большого кроссовка и жирная надпись, сделанная черной ручкой: «А. Ф. ДУРА». Слава богу, что вообще нашла. Я ее схватила и побежала в туалет – отмывать. Чем я только ее ни терла – куском мыла, носовым платком, стирательной резинкой. Отпечаток подошвы стерся, но надпись не поддалась, только стала чуть светлее. Чернила успели въесться. Любимая моя сумка была испорчена безвозвратно.
Одноклассники давно разошлись – никому не пожалуешься. Я была совсем одна, и мне было отчаянно плохо, но нужно было идти домой. Я оделась и вышла на улицу. Рядом с крыльцом стоял Мишка с компанией. Он ждал меня и не скрывал этого. Испортил и спрятал сумку и хотел посмотреть, чем все кончится. Он или кто-то из его друзей – неважно. Я была так зла, хотелось наорать на него, на них, высказать все, но нужные слова не находились. Сказать, что он урод и все его друзья – придурки? А вдруг он ударит меня? Или они все? А я одна…
И я решила сделать вид, что ничего не случилось, спустилась с крыльца и молча пошла домой.
Как я и догадывалась, они двинулись за мной. Держались метрах в десяти от меня, о чем-то тихо говорили и ржали. Так они довели меня почти до самого дома. Я свернула к себе во двор и, почувствовав себя в безопасности, оглянулась. Мишка со своей новой притворной улыбочкой кивнул мне и отчетливо проговорил: «До свидания!» Все заржали и разбрелись, как зрители после спектакля. Зрелище удалось. Видимо, у Мишки был выходной в клубе. А я уже безнадежно опоздала на электричку и смысла ехать в город на репетицию не было. День был испорчен, зато появилось время, чтобы попробовать привести в порядок сумку. До конца мне так и не удалось ее отмыть. Присмотревшись, все равно можно было разглядеть следы.
Продолжение следует
Оказалось, это было только начало. Откуда у него хватало тогда фантазии почти каждый день придумывать что-то, от чего я не только рыдать была готова, но иной раз и жить не хотела? Откуда в нем было столько злости? Он издевался надо мной с таким вдохновением, что иной садист мог бы позавидовать его изощренности и таланту. Было ужасно трудно оставаться при этом сильной и не показывать виду, что мне очень больно. Но я старалась, и, может быть, из-за этого меня никто не спешил активно защищать. Некоторые друзья, в том числе и Заяц, выбрали позицию «милые бранятся – только тешатся» – держали нейтралитет и не вмешивались. Масик уже давно не носил мою сумку и вообще не подходил – не хотел связываться с Мишкой. Спасало то, что я все-таки была не одна. Лена, Ира и другие девочки, с которыми я и раньше общалась, не отвернулись от меня.
Еще не давала окончательно раскиснуть мысль, что я страдаю из-за любви. Потому что из-за любви страдать можно – и правильно даже. Во все времена все страдали. Во всех книгах, фильмах. И даже тот, кто ежедневно устраивал мне этот ад, тоже страдал. Если бы не страдал и не мучился – давно бы нашел себе новую любовь и оставил бы меня в покое.