– Раньше они были мягкими, а от наждачной бумаги загрубели, – продолжает он. – Скоро станут как у меня. – Думает, сравнив мои руки со своими, он меня обидел? Да его руки – это настоящее чудо. Я могу часами наблюдать за ними, как они превращают дерево в предметы, о которых оно даже не смело мечтать.
– Значит, я больше не буду к тебе прикасаться, тогда ты ничего не заметишь.
– Не стоит делать необдуманных заявлений, – шутит Джош. Затем снова берет мои руки и проводит большим пальцем по одному из шрамов на левой ладони. Пластические хирурги сотворили чудо, но добиться совершенства так и не смогли. Если приглядеться, то по-прежнему заметны все дефекты. – Мне просто нравятся твои руки, – говорит он, не сводя с них глаз. – Порой мне кажется, они единственное настоящее в тебе.
Джош часто говорит мне подобное. Словно напоминает: если он не задает вопросы, это не значит, что их нет.
– Хочешь проверить на практике? – улыбаюсь я. Он, не выпуская моих рук, прижимает меня к стене.
– Только не с открытой дверью.
Половину субботнего утра мы с Джошем проводим в «Хоум депо». Я со скрещенными ногами восседаю на плоской тележке, пока он возит меня между стеллажами с пиломатериалами, рассказывая, чем один тип древесины отличается от другого. Я узнаю, какое дерево лучше использовать для изготовления мебели, а какое больше подходит для паркета или отделки. В конце концов он сгоняет меня с тележки, чтобы можно было сложить на нее доски, и мне приходится идти самой. Я бы, наверное, возмутилась тем, что Джош вынудил меня встать, если бы следующие двадцать минут мне не представилась возможность понаблюдать, как он грузит древесину. Жаловаться в таком случае неразумно по многим причинами. Ради такого зрелища не грех и постоять.
После возвращения домой мы собираемся заняться отделкой, но тут начинается дождь. В закрытом гараже работать невозможно, да и покрытие из-за влажности становится мутным. Теперь уж я разбираюсь в таких вопросах. Благодаря Джошу и урокам труда.
Поэтому днем мы остаемся на кухне. Я подумала: раз уж он обучает меня разбираться в древесине, я могу научить его печь нормальное печенье. Во время готовки я ругаюсь на Джоша за то, что он насыпает муку в мерный стакан. А он специально продолжает это делать, лишь бы меня позлить. Тогда я отбираю у него муку и стакан и насыпаю все сама.
– Зачем мне учиться печь, если у меня есть ты?
– Понимаешь, – говорю я, пододвигая к нему мешок с коричневым сахаром и еще один мерный стакан, раз ему так нравится все отмерять, – однажды меня может не оказаться здесь, в этом случае ты останешься без печенья и сильно расстроишься. – Я тут же жалею о сказанном, как только слова слетают с моих губ. Мысленно хватаю это идиотское предположение, пинаю его между ног, а когда оно сгибается пополам, бью коленом по лицу, чтобы больше никогда не показывало свою уродливую рожу. К несчастью, уже слишком поздно.
– Все нормально, – тихо произносит Джош с едва различимой улыбкой. – Я на это больше не реагирую. Хотя многие думают иначе и боятся сказать лишнее. Не будь как они, ладно?
– И тебя это не злит?
– А какой смысл?
– Значит, тебя это устраивает?
– Я сказал, что не злюсь. Но не говорил, будто меня это устраивает. Я понимаю всю ту чушь, что болтают люди. Это естественно. Неизбежно. Такова жизнь. Разумеется, приятного мало, когда кто-то исчезает из твоей жизни, будто его никогда не было. Но злостью все равно тут не помочь. Уж я-то знаю. Сам все время ходил злой на всех. Мне надоело.
– Я бы на твоем месте была самым злым человеком на свете.
– Думаю, ты уже такая.
Спорить с этим заявлением бесполезно, поэтому я принимаюсь показывать ему, насколько сильно нужно растирать сахар. А у самой при этом гадко на душе.
– Когда закончим с печеньем, не поможешь мне передвинуть от стены кофейный столик? Пора бы уже избавиться от той рухляди, что стоит перед диваном, – меняет тему Джош, избавляя меня от неприятных мыслей.
– Ты хочешь любовь всей своей жизни поставить в центр комнаты, чтобы Дрю мог осквернять ее своими ботинками в любое время, когда ему захочется? – Меня искренне удивляет такое решение, потому что я знаю, как дорог Джошу этот стол.
– С каких это пор он стал любовью всей моей жизни? – изумляется он.
– Ты говоришь о нем как о своей девушке.
– Ну что тут сказать? – Джош пожимает плечами. – Этот стол вызывает во мне желание быть лучше. Неужели ты ревнуешь?
– Ты же знаешь, Дрю не переживет, если лишится возможности класть ноги на стол. Если только ты ему не позволишь.
На лице Джоша отражается ужас. Видимо, представляет себе такую картину.
– Пусть остается там, где стоит.
– К твоему сведению, – сообщаю я ему, – однажды мне надоест делить тебя с этим столом, и тебе придется выбирать между нами.
– К твоему сведению, – передразнивает он, – я скорее порублю этот стол на дрова, чем предпочту кого-то или что-то тебе. – Подобное заявление кажется мне нелепым, но Джош пронзает меня серьезным взглядом, давая понять, что вовсе не шутит. Надеюсь, он все-таки не станет этого делать.