Московский апокалипсис

— Молодец! — похвалил граф. — Вы уже начинаете думать, как лучше сделать порученное вам дело. Мне это нравится. Мы вас сейчас действительно переоденем. Штабс-капитану скажете, что вас взяли по подозрению. Ну, например, в нападении на солдата. Схожи по приметам. Но улики косвенные и вы надеетесь выкрутиться. Назовётесь своим именем. И вообще поменьше фантазируйте: Ельчанинов вас обязательно проверит. А он умный человек и почувствует ложь. Вас станут, будто бы, вызывать на допросы, запугивать. Но вы рассказывайте соседу, что позиции у следствия слабые и возможно ваше освобождение. А дня через два придёте в камеру счастливый и объявите: выпускают! Тут-то он и откроется… Ну, по рукам? Вы недавно кричали в этой комнате, что всё едино: ваши, не ваши…

— Хорошо, граф, я согласен. Но сейчас дайте мне перо и бумагу, я напишу Ольге Владимировне записку!

— Вот, извольте. И давайте договоримся: вы помогаете мне, а я вам. И не обманываем друг друга.

— Эх, граф, — вздохнул Ахлестышев. — Ведь я же не дурак! И понимаю: как только я расколю для вас этого Ельчанова…

— Ельчанинова.

— Какая разница! Как только я сделаю своё дело, то стану вам более не нужен. И что тогда меня ждёт?

— А раз не дурак, думайте, чем ещё можете мне услужить. И продлить своё существование на этом свете. И вообще: не загадывайте далеко вперёд. Вы теперь не вольны в своих поступках. Всё, пишите записку, переодевайтесь и в камеру!

Когда Ахлестышев вошёл, Егор Ипполитович сидел и при свете огарка читал Священное Писание. Поднял голову — и несколько секунд ошеломлённо молчал. Пётр выразительно прижал палец к губам: тсс! Штабс-капитан сказал в ответ:

— Я проверил, здесь нет слуховых отверстий. Как вы здесь оказались? Вас тоже арестовали?

— Да. Я пробрался в Кремль, пытался высмотреть, как можно устроить вам побег. И налетел на Шехонского с Полестелем.

— Тогда вынужден сказать вам тяжёлую правду. Согласно приказу губернатора Московской провинции маршала Мортье, вас должны расстрелять. Русским запрещён вход в Кремль.

— Полестель мне это уже разъяснил.

— Так это он подсадил вас в мою камеру? Он знает о наших отношениях? Но откуда?

— Нет, он ничего не знает. Подозревал — да. Стращал, грозил немедленно казнить. Меня даже отвели в Тайницкий ров и поставили там к стене. Думал — всё, конец… Но меня вернули обратно.

— Понимаю, Пётр Серафимович — сам там стоял! Но что же вас спасло? Вы для чего-то понадобились графу?

— Я разыграл единственную карту, которая была на руках. А именно Ольгу Владимировну Шехонскую. Сказал, что люблю её больше жизни. Потребовал передать ей моё прощальное письмо, а там пусть казнят. Граф понял, что получил человека, которым можно управлять в своих интересах. И расстрелять которого он всегда успеет… А поскольку я не столько играл, сколько говорил правду, граф мне поверил.

— Молодец! — с чувством сказал Егор Ипполитович. — Согласен — единственная была карта. И то, что вы сейчас здесь, а не лежите во рву — уже большая победа. Что же поручил вам Полестель? Выведать мою агентурную сеть?

— Да… — ответил обескураженный каторжник.

— Догадаться не сложно. Полковник уже обломал об меня все зубы и ничего не добился. А начальство требует результат.

— Что же мы будем делать?

— Два-три дня у нас теперь есть. Когда вас якобы станут освобождать, я сдам вам явку и пароль в одно несуществующее место. А уж вы, Пётр Серафимович, попробуйте оттуда убежать!

— А вы?

— Со мной сложнее. Давайте сосредоточим усилия на вашем спасении.

— Ой, что я вспомнил! Документ особой важности! Я ведь успел прокрасться в кабинет Полестеля. И прочитал там его секретный доклад Бонапарту и резолюцию самого императора.

Ахлестышев максимально точно пересказал штабс-капитану содержание записки графа. Тот был очень взволнован услышанным.

— Егор Ипполитович! — заключил свой доклад партизан. — Надо непременно изловить эту сволочную бабу, баронессу фон Цастров! Иначе она таких дел натворит… Я успел сообщить командованию, но, честно говоря, не надеюсь на него. Мало ли что? Столько случайностей… И потому принял свои меры. Отчаянову поручено выследить жильё баронессы и убить её, не дожидаясь начала французской операции.

Ельчанинов взял Петра за плечи и сказал пониженным голосом:

— Это необходимо отменить! Фон Цастров — мой агент.

Каторжник осёкся.

— Как это?

— Да вот так. И очень хорошо, что ей удалось обмануть самого Бонапарта. Значит, он теперь ставит свои решения в зависимость от сообщений баронессы? Замечательно!

— Вот это да… Поздравляю, Егор Ипполитович.

— Пока не с чем, — мрачно ответил штабс-капитан. — Какое у нас сегодня число?

— Двадцать второе сентября.