Подстегивая создание городского музея, члены МАО устраивают выставку фотографий. Газеты пишут: «Археологическое общество собрало целый ряд фотографических снимков и рисунков зданий Москвы, имеющих исторический интерес. Многие из этих зданий уже успели исчезнуть». В МАО стали передавать все частные находки и клады. Так, при строительстве доходных домов в начале Солянки на месте бывших подвалов обнаружили монеты Ивана Грозного, весившие чуть ли не полпуда. В 1901 году Археологическому обществу передали клад, обнаруженный в Большом Казенном переулке. Заметка сопровождалась ценным дополнением: «Поденный работник, нашедший клад, объявил о своем открытии в полицейском доме, куда он был доставлен с Хитровской площади для вытрезвления». Даже московские пьяницы начинали ценить обаяние старины!
В 1909 году разыгралась любопытная эпопея вокруг трамвайных путей на Красной площади. История стала хрестоматийной – здесь схлестнулись интересы защитников старины, бизнеса, «транспортного лобби», городских властей. Первоначально линия транспорта прошла между Историческим музеем, Верхними торговыми рядами и памятником Минину и Пожарскому, который раньше красовался возле входа в нынешний ГУМ.
Любители старины ударили в тревожный колокол и направили возмущенную ноту в Московскую управу: «В настоящее время Красная площадь перерезана в разных направлениях линиями электрического трамвая со столбами и проводами для них таким образом, что вид на памятник Минину и Пожарскому, на собор Василия Блаженного, на Спасские ворота и Кремль прорезывается кривыми линиями проводов и загораживается столбами. Императорское Археологическое Общество просит городскую управу сообщить, кто разрешил такое вопиющее искажение замечательного памятника Москвы и всего русского народа, каковым является Красная площадь с прилегающими к ней древними памятниками русского зодчества и с памятником русским героям 1612 года. По мнению Общества, Московская городская управа обязана была отнестись к вопросу о видоизменении Красной площади с особой осторожностью и вниманием и не имела никакого права портить единственный в своем роде на Руси памятник Отечественной истории, замечательный по своей своеобразной красоте и величественности». Прасковья Уварова лично пожаловалась в Петербург. Бюрократическая машина завертелась, московским властям пришлось оправдываться и собирать специальное совещание по просьбе Столыпина. Федор Шехтель выступил против трамвайной линии, но после первого раунда жаркой баталии власти решили все оставить в прежнем виде.
Виктор Васнецов громил противников старой Москвы следующими аргументами: «Везде памятники строго охраняются, и только у нас, в России, они находятся в таком запустении. С проведением трамвая через площадь трудно будет пройти, и возможно будут несчастья, так как Красная площадь сама по себе небольшая. Если же смотреть с узко коммерческой стороны, с точки зрения быстроты и удобств сообщения, то можно дойти до того, что и кремлевские стены придется снести, уничтожить Китайскую стену: ведь и они мешают быстроте сообщения, и их приходится обходить и объезжать. В Венеции есть люди, которые, в целях удобства сообщений, предлагают засыпать каналы. Конечно, этого не случится, так как итальянцы слишком гордятся стариной».
И. В. Цветаев, создатель Пушкинского музея изобразительных искусств, отстаивал право города на современность: «Всюду и везде… эпоха требует уступок. То, что было ненужно сто лет тому назад, теперь оказывается нужным и обойтись без этого нельзя. Физиономии городов меняются всюду – и у нас, и за границей. Самые старые города постепенно теряют свою физиономию. Так и Москва. Разве 20–30 лет тому назад Москва была такою, какою она стала теперь?» Торговцы Китай-города боялись, что после отмены трамвая объем торговли значительно упадет. Позже был найден компромисс, и трамвайные рельсы перенесли ближе к стене Кремля. Пассажиры сходили на месте нынешнего Мавзолея.
Искусствовед Павел Муратов, автор трехтомных «Образов Италии», был крайне невысокого мнения о роли Прасковьи Уваровой в развернувшейся кампании. Он писал: «Но в том-то вся и суть, что графине Уваровой нет заботы до красоты Москвы. Красная площадь заинтересовала ее лишь потому, что она видит в ней некий оплот патриотических чувств. Для художественной критики важно только установить, что как раз соображениями подобного, а не иного рода и вызвана вся эта «кампания». Думается, что и В. Васнецов действовал в этом деле не как художник, но как политический единомышленник графини Уваровой. Как художник он не мог не видеть той простой вещи, что Красная площадь давно испорчена, что в современном виде она совершенно некрасива, и что, при немного более разумном расположении, трамвай на ней ровно ничему не мешает»[278]
.