Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

Здесь, в старых переулках за Арбатом,Совсем особый город… Март, весна.
И холодно и низко в мезонине,Немало крыс, но по ночам – чудесно.Днем падают капели, греет солнце,
А ночью подморозит, станет чисто,Светло – и так похоже на Москву,
Старинную, далекую…

П. П. Муратов со знанием рассуждает и о колористических особенностях Москвы: «Я не знаю почти ни одной местности или группы зданий в Москве, которая говорила бы что-нибудь глазу своими линиями. Здесь есть отдельные здания, построенные отличными архитекторами. Но специфическая красота города не связана с их совершенным рисунком. Это красота – всегда живопись, всегда краска, особенно «весело» играющая в дни первого снега или ранней весны… Можно сказать без всякого преувеличения: перекрасьте Москву в какой-нибудь «нейтральный» цвет, – и красота Москвы погибла. И оттого вопрос об окраске есть самый важный из вопросов, связанных с украшением и сохранением Москвы… Пока в Москве не народились еще такие люди, одушевленные настоящей любовью к красоте города. Пока каждое лето Москва красится и красится нелепо, безвкусно и бездарно. В этом году распространилась какая-то странная мода на ничтожный слабозеленый цвет, напоминающий цвет так называемого «фисташкового» мороженого. Кому нравится этот цвет – властям, домовладельцам или малярным артелям – трудно решить. Но, очевидно, кому-то он нравится, ибо с наступлением текущего «сезона» этот фисташковый цвет начинает преследовать путника на весьма многих московских улицах… Для красоты Москвы губительны всякие неопределенные, тусклые и грязноватые оттенки. На московской палитре должны быть только простые и чистые краски: охра, белая, красная и синяя. И примеров такой бодрой, ясной и милой окраски еще много в московских домах и церквях. Но как не берегут ее, как варварски замазывают какими-то невозможными красками: шоколадной, аспидной, мутно-зеленой, «под мрамор».

Оттенки родного города важны для горожан и сейчас. Заслуженной критикой пользуется принятая на вооружение на рубеже 2000–2010-х годов окраска бордюров в желто-зеленую гамму. Иногда коммунальщики закрашивают серо-бурой мазью благородные каменные панели сталинских времен. Поверхностное отношение к буйным краскам уходящей Москвы невозможно простить. В книге «Ступени» Василий Кандинский великолепно передал колористическое своеобразие великого города: «Розовые, лиловые, белые, синие, голубые, фисташковые, пламеннокрасные дома, церкви – всякая из них как отдельная песнь – бешено-зеленая трава, низко гудящие деревья, или на тысячу ладов поющий снег, или allegretto голых веток и сучьев, красное, жесткое, непоколебимое, молчаливое кольцо кремлевской стены, а над нею, все превышая собою, подобная торжествующему крику забывшего весь мир аллилуйя, белая, длинная, стройно-серьезная черта Ивана Великого. И на его длинной, в вечной тоске по небу напряженной, вытянутой шее – золотая глава купола, являющая собою, среди других золотых, серебряных, пестрых звезд обступивших ее куполов, Солнце Москвы».

Москвоведы рубежа веков понимали ценность каждого элемента городской среды, и поэтому под словом «памятник» понимали «не только целые здания, но и сохранившиеся их части, разные уголки старой Москвы, живописные дворы, художественно исполненное окно, дверь, карниз, мебель, вещи домашнего и общественного обихода и т. д.». В списке членов Комиссии по изучению старой Москвы мы находим имена К. Юона, Ф. Шехтеля, Н. Чулкова, И. Стеллецкого, Д. Сухова, К. Хрептович-Бутенева, В. Олтаржевского, А. Мейснера, П. Миллера, А. Гуржиенко, П. Уваровой, А. А. Бахрушина, В. Дриттенпрейса. Всего в рядах объединения числилось 96 человек.

Комиссия «Старая Москва» действовала даже в годы Первой мировой. Незадолго до войны фотограф Э. В. Готье-Дюфайе предлагает исследовать Москву небольшими участками. В качестве экспериментальной площадки выбрали район Ивановской горки, и П. Н. Миллер вскоре прочел доклад о Кулишках. В 1912 и в 1914 годах увидели свет сборники комиссии. Отдельные статьи и сообщения посвящены Большой Лубянке, Кузнецкому Мосту, Кисловским переулкам, Никитской, Воздвиженке… Краеведы перешли от осмысления целостного образа города к подробнейшему исследованию отдельных частей Москвы и Подмосковья. Впрочем, эта тенденция наблюдалась и в XIX веке, когда И. Е. Забелин создает свой труд «Кунцево и Древний Сетунский стан».

Уже в мае 1916 года Прасковья Уварова, прогуливаясь переулками, увидела, как новые хозяева старинного особняка сгружают в подводы огромную ценную коллекцию вельможи. Она добилась, чтобы Эрмитаж выкупил собрание, и пыталась инициировать закон, согласно которому из России был бы запрещен вывоз древностей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное