Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

Обслуживали здесь в русском духе – половые красовались в белоснежных рубашках и передниках. В обеденные залы валом валили и аристократы, и купцы, и чиновники. Во-первых, Тестову удавались мясные блюда. Для трактира специально выращивали поросят, холили их, лелеяли, держали в отдельных загончиках. Свиные пятачки питались исключительно творогом и молочными продуктами, поэтому жир нагуливать не успевали.

Исследователь «меткого московского слова» Е. Иванов записал такие слова: «Тестов для поросят люльки подвесные заказывал… Ровно робят нянчил, только кормилицы к ним не брал…» Тестов никогда не произносил слова «поросенок», только уменьшительно-ласкательное «поросеночек». В. Дорошевич приводит слова трактирщика: «В стойлице сверху нужно лучиночку прибить. Чтобы жирка не сбрыкнул. А последние деньки его поить сливками, чтобы жирком налился. Когда уж он сядет на задние окорочка, – тут его приколоть и нужно: чтоб ударник не хватил маленького!» Тестовские молочные поросята шли на ура и с кашей, и отдельным блюдом, сдобренные хреном и сметаной. Во-вторых, повара Ивана Яковлевича мастерски готовили многоэтажную кулебяку с двенадцатью отдельными ярусами начинки. Даже налимьи печенки внутрь шли! В-третьих, удавались супы с белорыбицей, с раками. «…Приготовленье «суточных щей» было возведено в священнодействие. В щи, уже готовые, клали еще мозги, горшочек замазывали тестом и на сутки отставляли в вольный дух. «Тс! Щи доходят! Таинство!» Кругом ходили на цыпочках. И старик Тестов скручивал ухо бойкого, разбесившегося поваренка».

На сладкое чаще всего заказывали гурьевскую кашу, порой целыми сковородками. Знаменитые расстегаи выписывали в Петербург, а в сам трактир захаживали представители императорской фамилии. Тестов и Москва были неразлучны, трактир в Охотном Ряду сделался приятной достопримечательностью.

Быть в Первопрестольной и не отобедать у Тестова считалось величайшим упущением. Трактир нахваливали герои Ивана Шмелева: «Сиги там розовые, маслистые, шемая, стерлядка, севрюжка, осетрина, белорыбица, нельма – недотрога-шельма, не дается перевозить, лососина семи сортов. А вязигу едали, нет? Рыбья «струна» такая. В трактире Тестова…»

Каждое лето в конце августа в Москву приезжали гимназисты с родителями. Перед началом учебного года такие семьи устраивали торжественные обеды у Тестова. Здешние расстегаи пришлись по вкусу юному Валерию Брюсову. Любили тестовский трактир и газетчики. Редакция «Московского листка» устраивала здесь «летучки» под руководством Н. И. Пастухова. Однажды издатель увидел за соседним столиком поэта Бальмонта. Пастуховские сотрудники немедленно навели справки и принесли неутешительные вести: больно дорог литератор, по рублю за строку берет. Пастухов не растерялся: «Пусть напишет… так строчки три. Мы заплатим по рублю». В том же трактире Пастухов пытался «завербовать» А. П. Чехова, о чем писатель сообщал в письме: «Пастухов водил меня ужинать к Тестову, пообещал 6 к. за строчку. Я заработал бы у него не сто, а 200 в месяц, но, сам видишь, лучше без штанов… на визит пойти, чем у него работать».

Чехов описывал тестовский трактир в рассказе «Глупый француз»: «Половые, толкаясь и налетая друг на друга, носили целые горы блинов… За столами сидели люди и поедали горы блинов, семгу, икру… с таким же аппетитом и бесстрашием, как и благообразный господин. «О, страна чудес! – думал Пуркуа, выходя из ресторана. – Не только климат, но даже желудки делают у них чудеса!» Зарубежный гость удивился тому, как выдерживали московские купцы дюжинные порции блинов. На Масленой неделе все московские врачи поднимали цены, а причиной большинства смертей был заворот кишок. В дни всеобщего обжорства служители тестовского трактира рассылали постоянным клиентам открытки с забавными стихами:

Москва-старушка хлебосольствомВсегда дивит крещеный мир,И в ней радушьем и довольством
Известен Тестовский трактир.Гербами вход его украшен;Вкушали в нем московских брашенНемало принцев и князей, —
И всем на диво, в год из годаВ среде московского народаРастет число его друзей!

Заведение славилось своей огромной музыкальной «машиной». Она обошлась хозяину в 12 тысяч рублей и услаждала слух посетителей:

Вина крепки, блюда вкусны,
И звучит оркестрион, на котором:Мейербер, Обер, Гуно,Штраус дивный и РоссиниПриютилися давно.

Под звуки такого «оркестриона» и тряхнуть мошной не грех. Герои Глеба Успенского доверительно сообщают: «Раз тоже на свадьбе у одного богача, на обеде в Тестовском трактире, в Москве, на стол на парадный влез да как тряхонул всем корпусом – на три с половиной тысячи и набил за один мах стекла да хрусталю одного…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное