Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

Когда В. А. Долгоруков наконец-то принял провинившегося, тот лепетал: «Вот-с, ваше сиятельство! Я не подписался на лотерею потому, что хотел иметь честь передать лично…» Генерал-губернатор улыбнулся, взял деньги, похвалил Лопашова и пригласил его к столу. Беседовали они до утра. На следующий день владелец трактира пуще всех бахвалился о великой чести, оказанной ему Долгоруковым.

Когда в 1879 году рядом с Воскресенской площадью выросла «Большая Московская гостиница», ее хозяин Карзинкин решил лично столоваться у входа в заведение, чтобы привлекать зевак и посетителей. Если сам владелец не брезгует здесь отобедать, то что грозит простому горожанину? Карзинкину приходилось накручивать очки собственному детищу, ведь он выстроился прямиком на месте трактира Гурина, легенды дореформенной эпохи. «Большой Московский трактир», подобно своим конкурентам, рассылал открытки на Масленицу. Поздравительные стихи сочинялись изрядными графоманами:

С неделей сырной поздравляем
Мы дорогих своих гостейИ от души им всем желаемПопировать повеселей.Теперь, забыв тоску, гуляет
Весь православный русский мир,С почтеньем публику встречаетБольшой Московский наш трактир.

Бывал здесь друг Телешова и Горького, писатель Скиталец: «Однажды, после литературного вечера в Благородном собрании, где он имел совершенно бешеный успех… он спросил себе в Большом Московском щей и тарелку зернистой икры, зачерпнул по ложке того и другого и бросил салфетку в щи: «Нет, и есть не хочу! Больно велик аплодисмент сорвал!»[282]


Ресторан гостиницы «Большая Московская»


В начале XX века трактир превратился в помпезный ресторан. Он хоть и знавал ночные кутежи, но предназначался для купцов «европеизированных». Француз Сиу, сиживая в «Большом Московском», посылал сторублевые банкноты игравшему итальянскому оркестру. Однажды здесь до утра выпивали Бунин и Шаляпин. Именитый певец, зная, что писатель не дойдет до гостиничного номера, сказал как отрезал: «Думаю, Ванюша, что ты очень выпимши, и поэтому решил поднять тебя на твой номер на своих собственных плечах, ибо лифт не действует уже». Бунин отказывался и отбивался, но для русского богатыря не составило труда поднять будущего лауреата Нобелевской премии как пушинку. «А донеся, доиграл «богатырскую» роль до конца – потребовал в номер бутылку «столетнего» бургонского за целых сто рублей (которое оказалось похоже на малиновую воду)». В «Большой Московский» заглядывали герои бунинской «Иды»: «И через минуту появились перед нами рюмки и фужеры, бутылки с разноцветными водками, розовая семга, смугло-телесный балык, блюдо с раскрытыми на ледяных осколках раковинами, оранжевый квадрат честера, черная блестящая глыба паюсной икры, белый и потный от холода ушат с шампанским… Начали с перцовки».

«Купеческие» заведения в основном располагались в самом сердце московского Китая – «Арсентьич» в Большом Черкасском, трактир Бубнова в Ветошном переулке. В бубновском трактире имелся скрытый от посторонних глаз подвальчик, где гуляли и пили до одурения. Характерной чертой многих московских трактиров была своя специализация. В «Голубятне» на Остоженке собирались любители птиц и петушиных боев, у Никитских ворот – знатоки соловьиного пения, в «Хлебной бирже» – представители мукомольного дела. Трактир «Перепутье», находившийся неподалеку от ипподрома, в дни скачек заполнялся соответствующей публикой.

«Свои» трактиры на Рождественке и Малой Лубянке были у столичных букинистов. Дешевые заведения почему-то носили исключительно звучные имена – «Амстердам», «Лондон», «Милан». «Амстердам» располагался в районе Немецкого рынка, пользовался худой славой, мужики искаженно называли его «Стердамент».

Московские цыгане предпочитали отдыхать в трактире «Молдавия». Он находился в довольно скверном и далеком от центра районе Грузин. Именно туда знатоки направляли желающих ближе познакомиться с настоящей цыганской песней, очаровывавшей и Пушкина, и Апухтина, и Толстого. В «Яре», мол, поют и пляшут на потеху публике, и только в «Молдавии» можно ударить по истинным струнам цыганской души. Особняком стояли трактиры, где собирались криминальные авторитеты, воры, грабители. Компактными районами с целыми рядами подобных заведений были Хитровка в пределах Ивановской горки и Грачевка, район нынешнего Цветного бульвара.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное