Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

В конце XIX века кипучий деятель публикует проект «огнестойких поселков» из глины, планируя избавить Центральную Россию от пожаров. Успешный ресторатор участвовал и в политических игрищах, выпуская брошюры: «Мы забываем главное, что в истории человечества нет образца, который мог бы служить наукой нам в деле устроения… что колыбель России – Москва, не Рим, что тысячелетний выкормыш Москвы – колосс Россия – словно мир особливый; что волею-неволею все особливо у него: и строй, и миссия, и люди, и дела». Отдельные сочинения коммерсанта носили названия «Соль земли», «Мировая задача наших дней», «Чем победили старообрядцы».

Заведение Пороховщикова, открытое при гостинице с «кусающимися» ценами, предлагало посетителям русскую кухню, но уровень обслуживания при этом стремился к европейскому. «Ресторан «Славянского базара» доедал свои завтраки. Оставалось четверть до двух часов. Зала, переделанная из трехэтажного базара, в этот ясный день поражала приезжих из провинции, да и москвичей, кто в ней редко бывал, своим простором, светом сверху, движеньем, архитектурными подробностями. Чугунные выкрашенные столбы и помост, выступающий посредине, с купидонами и завитушками, наполняли пустоту огромной махины, останавливали на себе глаз, щекотали по-своему смутное художественное чувство даже у заскорузлых обывателей откуда-нибудь из Чухломы или Варнавина», – отмечал вездесущий Боборыкин.

Некоторые обеспеченные компании сиживали в ресторане до утра и требовали «журавлей», бутылку крепкого коньяка ценой в 50 рублей, разрисованную золотыми птицами. Находились миллионеры, которые коллекционировали пустые графины из-под «журавлей». В «Славянском базаре» в 1897 году встретились К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко, дабы договориться о создании Художественного театра, перевернувшего российскую сцену на рубеже веков. «Мировая конференция народов не обсуждает своих важных государственных вопросов с такой точностью, с какой мы обсуждали тогда основы будущего дела, вопросы чистого искусства, наши художественные идеалы, сценическую этику, технику, организационные планы, проекты будущего репертуара, наши взаимоотношения», – вспоминал режиссер. В протокол встречи внесли компромиссное решение: «Литературное veto принадлежит Немировичу-Данченко, художественное – Станиславскому». Первая беседа компаньонов длилась восемнадцать часов! Театр открыли через один год и четыре месяца.

Фешенебельный ресторан моментально стал местом проведения торжественных обедов. В 1902 году «Славянский базар» принимает членов Московского общества охоты, праздновавших удачное окончание зимнего сезона. «…За эту зиму уже взято 109 волков, 17 лисиц, 6 рысей и 5 лосей, тогда как до сих пор за 40 лет существования общества ни разу не было взято более 87 волков за сезон». В 1907 году здесь чествовали избранных гласными думы А. И. Гучкова и Ф. Н. Плевако. Октябристы пригласили на банкет 600 человек! В 1901 году в «Славянском базаре» завтракал банкир Ротшильд, державшийся за столом необычайно скромно. Правда, американец снял очень дорогой номер за 30 рублей. В гостинице при «Славянском базаре» встречались герои чеховской «Дамы с собачкой».

Проходили здесь и сомнительные мероприятия. Так, в 1907 году в «Русской палате» давал представление «единственный в мире известный брамин ордена иогов Бен-Аис-Саиб, а также совершающий второе кругосветное путешествие, всемирно известный артист Пинетти». За удовольствие лицезреть «брамина» и «артиста» просили от рубля до пятерки. В «Славянском базаре» решили отметить 50-летие своей организации немцы из Московского общества квартетного пения. В программу мероприятий входили «опохмеление» и ужин. Одним рестораном решили не ограничиваться, поэтому арендовали сразу 16 трамвайных вагонов, постоянно курсировавших между «Метрополем» и «Яром».

«Эрмитаж», ставший еще одной культовой страницей в истории московских ресторанов, гнул противоположную, строго французскую линию. Место для ресторана высокой кухни, казалось бы, как минимум непрактичное. Рядом располагался трактир «Крым», вместивший все московские пороки, и отечественное подобие района красных фонарей. Под ресторан перестроили некий «Афонькин кабак». Первоначально «Эрмитаж» принадлежал французу Морелю, державшему одноименный сад в районе Божедомки.