Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Москвичи 1880-х годов еще сохраняли трепетное отношение к своим кумирам. Когда Тургенев гулял по Пречистенскому бульвару, публика вставала и снимала перед ним шляпы. Однажды известный писатель заявился в оперу, зрители прервали арию и встретили Ивана Сергеевича оглушительным ревом. Младший брат А. И. Чупрова возмущался и толкал в бок А. В. Амфитеатрова: «Неужели нет догадки, как это бестактно и оскорбительно по отношению к артистке на эстраде и к публике, которая за свои деньги пришла слушать концерт, а не овации вашему Тургеневу. И он-то хорош! Ведь знает, что дура-публика при виде его шалеет и не утерпит, чтобы не поднять шума, а входит во время исполнения. Не мог подождать антракта!»

Гулом встречали и «белого генерала»: «Скобелев стоял в старинной московской гостинице… и буквально шага не мог сделать с подъезда ее без того, чтобы не быть в ту же минуту окруженным восторженною толпою влюбленно глазевших зевак. В Охотном ряду торговцы перед ним на колени становились. Я видел его только мельком. Эффектный был генерал. Молва приписывала ему тогда разные политические затеи, чуть не до государственного переворота включительно. Произвести таковой Скобелев не мог бы, да едва ли и хотел когда-либо, но, по тогдашнему своему влиянию на массы, пожалуй, был бы в состоянии при честолюбивом капризе наделать правительству немало хлопот. В болгарские князья он, кажется, в самом деле собирался»[134]. Герой Русско-турецкой войны нашел в Москве последнее пристанище. Злополучная гостиница «Дюссо» в июне 1882 года притягивала косые взгляды: то ли немцы богатыря отравили, то ли нигилисты постарались, то ли роковая красотка на тот свет отправила. В Москве находились подлые девицы, делавшие славу и набивавшие себе цену заявлениями о том, что, мол, они и провели со Скобелевым последнюю ночь. Борис Акунин написал по следам убийства белого генерала популярный детективный роман, а современник Яков Полонский откликнулся пронзительными стихами:

Проиграно, – пал Скобелев! не стало

Той силы, что была страшней

Врагу десятка крепостей…Той силы, что богатырей

Нам сказочных напоминала.

Пианиста А. Г. Рубинштейна однажды настигла истерически настроенная поклонница. «В смежном с концертным Екатерининском зале Дворянского собрания, у памятника Екатерины II, застрелилась некая девица немолодых лет, оставив записку, что лишает себя жизни по безнадежной любви к Антону Рубинштейну, сознаю, дескать, несбыточность своих мечтаний о взаимности, а без нее мне жизнь не в жизнь, и одна последняя радость – умереть под звуки рояля моего полубога!.. Все только жалели великого артиста, что пришлось ему пережить ни за что ни про что сильное нервное потрясение, и повторяли фразу, будто бы им сказанную: «Очень жаль, но я-то чем же тут виноват? Не перестать же мне концертировать из-за того, что какой-то полоумной вздумалось застрелиться потому, что я хорошо играю на фортепиано». Да, Москва могла еще отдавать честь своим кумирам!