В 1899 году было проведено анкетирование коллектива ситценабивной мануфактуры Эмиля Цинделя. На фабрике трудилось 955 грамотных рабочих, из них газеты брали в руки 29,5 %, а журналы только 5,4 % счастливчиков. Из 1417 мастеровых в театрах бывали лишь 11 %, на публичные лекции заглядывали 2 %, но зато Третьяковскую галерею осмотрели 15 %, а Политехнический музей – 43 % респондентов. Скудная зарплата едва позволяла сводить концы с концами: чернорабочие, ютившиеся в каморках Басманной части, в 1898 году получали в среднем 14 рублей в месяц. Специалисты с высокой квалификацией получали около 29 рублей. Постоянно приходилось занимать деньги, сбережений у рабочих не было, все скудные остатки жалованья обычно отправлялись в деревню.
Промышленные окраины старой Москвы
Глава семьи не мог кормить всех своих родственников, поэтому подростки рано начинали трудиться. Об этом говорит структура московских начальных школ: в 1895 году ученики первого класса составляли 48 % от общего числа школяров, ученики второго класса – 35 %, а ученики третьего класса – 17 %. Данный факт был связан с необходимостью поступать на фабрику или осваивать ремесло. «Земледельческий период русской цивилизации быстро берет верх к концу. Город берет верх над деревнею, городской теленок все громче похваляется, что он умнее деревенского быка, люди скорее согласны босячить, но на асфальтовой мостовой и под электрическими фонарями…» – писал Амфитеатров.
Старое здание Казанского вокзала
Даже если рабочий не полностью рвал связь с деревней, в городе он был вынужден решать жилищный вопрос. На рабочем месте часто оставались спать прачки, сапожники, портные, булочники. Но практика, когда мастеровые ночевали прямо под станками или под столом, постепенно уходила в прошлое. В 1890-е годы широко распространяется коечно-каморочная система, строятся казармы.
Самые обеспеченные из квалифицированных специалистов могут рассчитывать на собственный маленький домик на окраине. Некоторые фабриканты, чтобы не связываться с проклятым жилищным кризисом, приплачивали рабочим пять копеек в день, и трудяги пополняли армию обитателей ночлежек. В 1899 году городские власти провели масштабное обследование коечно-каморочного жилого фонда. Оказалось, что в каморках проживали 67,1 % из общего количества плативших за жилье, 13,5 % снимали двойную койку, 15,4 % – одинарную койку, 3,3 % ограничивались половиной койки[146]
. Описание подобного эрзац-жилья довольно показательно. «Квартира представляет ужасный вид: обвалилась; в стенах отверстия, заткнутые тряпками; грязно; печка развалилась… нет вторых рам, а потому сильный холод…» Или еще красочней: «Квартира грязна… воздух крайне спертый, дом ветхий, полы прогнулись, от стен дует, пол сгнил».Статистические данные 1890 года дают представление о чрезмерно перенаселенных районах города. В среднем по Москве числилось 25 % комнат, число жильцов в которых превышало четыре человека. В Хамовниках и Серпуховской части таких комнат было 30–44 %, в районе Стромынки и Матросской Тишины – 36,7 %, в районе Хапиловки – 39,2 %! Самыми благополучными считались районы за Бульварным кольцом от Остоженки до Тверской – там доля перенаселенных комнат не превышала 10–14 %.