В этом документе советская власть, наконец, «осудила практику огульного политического недоверия к бывшим советским военнослужащим, находившимся в плену или окружении противника». Были упомянуты спецлагеря НКВД, где побывавшие в плену «содержались почти в таких условиях, как и лица, содержавшиеся в исправительно-трудовых лагерях», и репрессии в отношении «большого количества военнослужащих, честно выполнивших свой воинский долг и ничем не запятнавших себя в плену». Говорилось и о лишении денежных пособий и других льгот их семей, и о незаконных ограничениях в их трудоустройстве.
Девятаев в переписке с Кривоноговым ругает «бюрократов, коверкающих жизнь людей», которые «до сих пор боятся слов «плен» и «пленные», из-за которых «мы не можем получить должную долю заслуг…» Советует ему: «Напиши т. Жукову, он был в беде из-за культа, он поймет».
Девятаев имел в виду то, что вскоре после войны Сталин отправил маршала в опалу. Под каким предлогом? 20 января 1948 года Политбюро приняло постановление, где говорилось: «Будучи обеспечен со стороны государства всем необходимым, тов. Жуков злоупотреблял своим служебным положением, встал на путь мародерства, занявшись присвоением и вывозом из Германии для личных нужд большого количества различных ценностей».
Ну, вообще-то, в среде фронтовиков такое не считалось уж слишком зазорным. «…Трофейная Япония, трофейная Германия, пришла страна Лимония, сплошная Чемодания», – пел Высоцкий, чье детство пришлось на первые послевоенные годы. Девятаев, понятно, не мог привезти с войны трофеи, но кое-что ему перепало сразу после приземления за линией фронта. «После перелета столько ценностей мне натаскали ребята, – вспоминал он годы спустя. – Помню, золотой крест был вот такой, с рубинами. В Ольденберге сейф они нашли, разбили, принесли все. У меня столько бриллиантов было. Целая коробка. Кресты золотые были. Все у меня украли». Он имел в виду то, что ценности отобрали при фильтрации.
Кривоногов советом Девятаева воспользовался – в архиве сохранилась копия его «рапорта министру Жукову». В нем он писал о том, как ему никто не верит, как все «усомнились в возможности совершенного нами», о том, что «ощущал недоверие» и его «неоднократно вызывали в органы и допрашивали, глядя как на преступника». «И в гражданских организациях на меня смотрят как на человека, не внушающего доверие, как на изменника родины… До глубины души потрясенный несправедливостью, я обращаюсь к вам с просьбой снять с меня это незаслуженное грязное пятно».
Иван Кривоногов, Михаил Девятаев, 1957 год
В момент написания письма Жуков еще был при власти, возвращенный туда ненадолго Хрущевым. Но вскоре отношение к нему изменилось. Посвященный военнопленным пленум ЦК с докладом Жукова собирались созвать, да так и не созвали. Зато в октябре 1957 года провели другой пленум, на котором Жукова освободили от должности министра обороны СССР, поскольку «при личном участии т. Жукова Г. К. в Советской армии стал насаждаться культ его личности». Так что можно сказать, Маршал Победы «был в беде из-за культа» дважды.
«Полковник Сергеев»
15 августа 1957 года Девятаев получил звание Героя Советского Союза. Как он не раз уверял, наградили его по инициативе академика Сергея Королева. «Когда в 1957 году мне дали Героя, я поинтересовался у генерал-майора авиации Ивана Пархоменко, кто же за меня ходатайствовал? Не Казанский же речной порт!» И услышав в ответ слова «большой ученый человек», догадался, что то был академик Королев. Иван Пархоменко, сын легендарного начдива Красной армии времен Гражданской войны, служивший в Военно-воздушной академии, был, конечно, человеком осведомленным. И тем не менее проверить эту версию не представляется возможным.
По словам Девятаева, он впервые увидел будущего Главного конструктора в сентябре 1945 года. Тогда Девятаева вновь привезли на остров Узедом, на этот раз из советского фильтрационного лагеря, и попросили показать некоему полковнику Сергееву объекты на территории Пенемюнде. А второй раз – уже после присвоения ему звания Героя – он, приглашенный в Звездный городок выступить перед космонавтами, узнал в лицо присутствовавшего на встрече академика.
Эта красивая история повторяется в Сети на все лады. Есть даже фотография, будто бы запечатлевшая эту поездку, на ней в левом углу в профиль якобы запечатлен Михаил Девятаев, мирно стоящий среди офицеров привезенный под конвоем заключенный. Но его встреча в сентябре 1945 года с Королевым все же состоялась, об этом тот в 1947 году рассказывал дочери Наталье, о чем она упоминает в своих воспоминаниях.
Правда, как пишут биографы Королева, псевдоним Сергеев появился лишь в 50-е годы (первое публичное упоминание имени Главного конструктора, как он при жизни именовался в прессе, – это некролог, опубликованный 16 января 1966 года). И в 1945 году он был не полковником, а подполковником, да и тем стал незадолго до того.