По случайному совпадению, школьный друг Рона тоже страдал рассеянным склерозом и имел проблемы с голосом. Теперь он был профессором на пенсии, жившим в Мэдисоне, и рассказал Рону, что в лаборатории Висконсинского университета изобрели странное устройство, которое кладут в рот для облегчения симптомов болезни. Он испытал это устройство на себе в ходе лабораторного исследования, и оно действительно помогло ему говорить громче. Изобретатели пользовались этим устройством для лечения целого ряда симптомов рассеянного склероза, не только проблем с голосом. В лаборатории с непривычным названием «лаборатория тактильной коммуникации и нейронной реабилитации» работали три человека: русский невролог (и бывший военнослужащий Советской Армии) Юрий Данилов, биомедицинский инженер (и бывший военный моряк) Митч Тайлер и электрик Курт Кацмазек.
Этих людей отобрал Пол Бах-и-Рита, основатель лаборатории. Недавно скончавшийся Бах-и-Рита был легендарной фигурой, одним из первых пропагандистов использования пластичности мозга для лечения болезней. Физик, работавший неврологом, он был первым среди ученых своего поколения, кто утверждал, что мозг сохраняет пластичность от колыбели до могилы, и пользовался этим пониманием для разработки устройств, способствовавших позитивным нейропластическим изменениям. Его устройства помогали слепым людям видеть и восстанавливали способность поддерживать равновесие у пациентов с механическими травмами мозга. Также в его лаборатории разработали компьютерные игры для пациентов, перенесших инсульт, чтобы они могли тренировать свой мозг и восстанавливать утраченные функции.
Когда Рон приехал в лабораторию, то увидел небольшую, скромно оборудованную комнату в старом здании. Она имела разгрузочную площадку перед входом, в коридоре шел ремонт, и по словам одного пациента, «это место не было похоже на дом научных чудес». Сам Рон думал: «Может быть, это сработает, а может, и нет. Что мне терять?» Члены группы изучили его медицинскую карту и провели тесты и записи, определявшие его способность ходить и сохранять равновесие. Они отвели его в университетскую лабораторию исследования голоса и записали его неразборчивую и прерывистую речь, которая отображалась как ряд маленьких точек на мониторе. После завершения всех необходимых тестов они достали устройство, о котором он слышал.
Оно было маленьким и умещалось в кармане рубашки. К нему была прикреплена тряпичная лента, и некоторые ученые носили его на шее как подвеску. Та часть, которую помещали в рот и клали на язык, напоминала широкую пластину жевательной резинки. На плоской нижней стороне находилось 144 электрода, которые испускали тройные электрические импульсы на частоте, приводящей к активизации максимального количества сенсорных нейронов языка. Эта плоская часть была подключена к электронной коробочке размером со спичечный коробок, которая находилась снаружи и была снабжена переключателями и световыми индикаторами. Юрий, Митч и Курт называли ее PoNS, пользуясь ироничным обозначением той части ствола мозга, которая называется pons (варолиев мост), одной из главных мишеней для их устройства. Акроним PoNS означает «портативный нейромодулирующий стимулятор», так как, задействуя пластичность мозга, он модифицирует и корректирует нейронные импульсы.
Ученые попросили Рона положить устройство в рот и стоять как можно прямее. Оно безболезненно стимулировало сенсорные рецепторы его языка волнами слабых импульсов. При этом возникало легкое покалывание, а когда оно исчезало, ученые крутили регулятор, немного усиливая ток. Через некоторое время они попросили Рона закрыть глаза.
После двух двадцатиминутных сеансов Рон смог тихо напевать мелодию. После четырех сеансов он снова мог петь, а в конце недели в полный голос исполнял «Старую реку».
Больше всего поражает, что после двадцати с лишним лет постепенного ухудшения состояния улучшение наступило так быстро. Рон по-прежнему страдал рассеянным склерозом, но теперь его нейронные сети функционировали гораздо лучше. Он приходил в лабораторию две недели с понедельника по пятницу, упражнялся со странным прибором, отдыхал и снова упражнялся. В первую неделю он проводил по шесть сеансов в день: четыре в лаборатории и два дома. Электронное тестирование его голоса показало значительное улучшение четкости и непрерывности речи. Другие симптомы рассеянного склероза тоже начали ослабевать. В день отъезда тот человек, который приплелся, опираясь на трость, станцевал чечетку перед учеными.
Я поговорил с Роном через два месяца после его возвращения в Лос-Анджелес. Он привез устройство с собой для тренировок и закрепления своих успехов. Теперь, когда его голос вернулся, он выпаливал слова; иногда мне приходилось просить его говорить помедленнее, чтобы я мог понимать сказанное.