Мрачный Жнец

Библиотекарь издал писк. Тележка выскочила из-за очередного ряда шкафов, бешено крутя колёсиками, и метнулась к дыре в стене. Суровый орангутан держался за неё одной рукой и болтался позади тележки, словно очень некрасивый флаг.

Волк прыгнул.

– Люпин! – крикнул Ветром.

Но у псовых в крови неудержимая тяга гоняться за всем, что на колёсиках, – ещё с тех пор, как первобытный человек скатил с холма обрубок бревна. Люпин уже вцепился в тележку.

Его челюсти сомкнулись на колёсике. Раздался вой, затем крик Библиотекаря, и наконец обезьяна, волк и тележка свалились грудой у стены.

– Ой, бедняжка! – Людмилла бросилась к поверженному волку и опустилась рядом на колени. – Ему лапу отдавило, посмотрите!

– И наверняка он недосчитался пары зубов, – добавил Ветром и помог Библиотекарю встать. Глаза орангутана пылали яростью. Тележка пыталась украсть его книги. Пожалуй, для волшебников это стало бы лучшим доказательством, что мозга у тележки нет.

Он нагнулся и выдрал у тележки колёса.

– Раз – и готово, – произнёс Ветром.

– У-ук?

– Нет-нет, никаких «вкусен и скор».

Людмилла гладила Люпина, уложив его головой себе на колени. Бедняга потерял зуб, а его шерсть выглядела так, будто её взбивали. Он приоткрыл глаз и заговорщицки подмигнул Ветрому. Пес неплохо устроился,

подумал Ветром. Сейчас ещё лапку приподнимет и поскулит для большего эффекта.

– Ну ладно, – сказал Ветром. – Итак, Библиотекарь… ты, кажется, собирался нам помочь.

– Бедный мальчик, храбрый мальчик, – причитала Людмилла.

Люпин жалобно приподнял лапку и заскулил.

Шатаясь под грузом орущего казначея, другая тележка так и не смогла развить скорость своей покойной товарки. Одно её колёсико бесполезно болталось туда-сюда и чуть не отвалилось, когда тележка выкатилась за ворота, забирая вбок.

– Вижу цель! Вижу цель! – кричал декан.

– Не стреляй! Попадёшь в казначея! – вопил ему Чудакулли. – И повредишь имущество Университета!

Но декан не слышал его – непривычный рёв тестостерона в венах заглушал всё. Пронзительный шар зелёного огня поразил перекошенную тележку. Колёсики взмыли в воздух.

Чудакулли вдохнул поглубже.

– Ах ты, тупой… – крикнул он.

Слово, которым он закончил, оказалось незнакомо остальным волшебникам, которые, в отличие от аркканцлера, не выросли на ферме и не имели представления о тонкостях спаривания скота. Но оно сразу же воплотилось у него перед лицом: жирное, круглое, чёрное, лоснящееся и с чудовищными бровями. Новорождённое насекомое дерзко бзднуло ему в лицо и улетело прочь, влившись в рой прочих ругательств.

– А это какого хрена сейчас было?

Возле его уха появилась тварь поменьше.

Чудакулли схватился за шляпу.

– Чёрт! – К рою прибавилась ещё одна мелочь. – Меня укусила какая-то херовина!

Эскадрилья свежевылупившихся Чертей, Блинов и Ваших Матерей героически рванулась на волю. Он беспомощно замахал на них руками.

– Убирайтесь, грё… – начал было он.

– Тихо! Не говори! – цыкнул на него главный философ. – Заткнись!

Никто ещё никогда не смел затыкать аркканцлера. «Заткнись» говорил только он сам другим. Поэтому от неожиданности он заткнулся.

– Я к тому, что каждое твоё ругательство оживает, – поспешно объяснился главный философ. – Гадкие твари с крылышками – хлоп! – и появляются прямо в воздухе.

– Что за грёбаная хренотень? – воскликнул аркканцлер.

Хлоп. Хлоп.

Оглушённый казначей выкарабкался из искорёженного остова тележки. Подобрал свою остроконечную шляпу, сдул с неё пыль, надел, нахмурился и вынул из шляпы колёсико. Коллеги не обращали на него внимания. Он услышал возглас аркканцлера:

– Но я же всегда ругался! Ничего плохого нет в старой доброй ругани, от неё только кровь быстрее в жилах. Осторожно, декан, у тебя херо…

– Выражайся как-нибудь иначе! – воскликнул главный философ, перекрывая гул и жужжание роя.

– Иначе – это как?

– Как-нибудь… типа… бяка.

– «Бяка»?

– Ага, или, например, «вонючка».

– «Вонючка»? Чтобы я да ругался вонючками?

Казначей незаметно присоединился к ним. Споры о ерунде на фоне вселенской катастрофы – старая добрая традиция волшебников, и он был рад к ней присоединиться.

– А мадам Панариция всегда восклицает «батюшки», если что-нибудь роняет, – вставил он.

Аркканцлер обернулся на него.

– Может, она и произносит «батюшки», – прорычал он, – но имеет в виду «бл…».

Волшебники пригнулись. Чудакулли усилием воли остановился.

– Ой, батюшки, – униженно простонал он. Ругательства уютно расселись у него на шляпе.

– Ты им нравишься, – заметил декан.

– Ты их папочка, – добавил преподаватель современно руносложения.

Чудакулли скривился:

– Так, прид… парни, кончайте прикалываться над своим аркканцлером, и давайте уже выясним, что за хер… унда тут происходит.

Волшебники насторожённо огляделись. В воздухе ничто не появилось.

– Отлично справляешься, – похвалил преподаватель современного руносложения. – Так держать.