Надо только ещё с косой разобраться. Он подошёл к стене, на которой та висела. Загадочная штука всё-таки. Лучший образец инструмента, какой он видал. Даже затупить невозможно. Острота лезвия выходила далеко за пределы самого острия. И всё же ему полагалось её уничтожить. Разве это разумно? Нед Кекс почитал разум, по крайней мере определённого рода.
Может, Билл Дверь просто хотел избавиться от неё? Это можно понять. Даже сейчас она словно излучала остроту, хотя невинно висела на стене. Над лезвием мерцало бледно-лиловое сияние – это сквозняк толкал злосчастные молекулы воздуха ей на рассечение.
Нед Кекс очень осторожно снял её со стены.
Странный малый, этот Билл Дверь. Сказал, хочет быть уверен, что коса абсолютно мертва. Будто можно убить
Да и как вообще уничтожить такую? Нет, рукоять можно сжечь, а металл – кальцинировать обжигом, и, если после этого как следует постучать молотом, в итоге останется только горстка пепла и праха. Этого заказчик и хотел.
С другой стороны,
Неду Кексу эти рассуждения весьма понравились.
В конце концов, Билл Дверь даже не просил доказательства, что эта штука была, кхм, убита.
Он примерился и срезал косой краешек наковальни. Потрясающе. Абсолютная острота.
Он опустил руки. Так нечестно. Нельзя требовать от кузнеца уничтожить нечто столь совершенное. Это же произведение искусства.
Нет, куда там искусству. Бери выше. Это работа мастера.
Он подошёл к поленнице на другой стороне и засунул косу поглубже меж поленьев. Что-то резко и пронзительно пискнуло.
Ладно, всё будет нормально. Утром он просто вернёт Биллу этот фартинг.
Смерть Крыс материализовался за поленницей в кузне и засеменил к маленькому несчастному комку шерсти, который недавно был крысой и попал под косу.
Её испуганная душа стояла рядом. Гостю она, похоже, не обрадовалась.
– Писк? Писк?
– ПИСК, – пояснил Смерть Крыс.
– Писк?
– ПИСК, – подтвердил Смерть Крыс.
– [погладить усы], [покрутить носом]?
Смерть Крыс покачал головой.
– ПИСК.
Крыса в отчаянии поникла. Смерть Крыс положил ей на плечо костлявую лапку, пытаясь утешить.
– ПИСК.
Крыса грустно кивнула. Она прожила в кузне хорошую жизнь. Нед почти не прибирался и был, пожалуй, чемпионом мира по недоеденным из-за рассеянности бутербродам. Крыса пожала плечами и засеменила за фигуркой в капюшоне. Не то чтобы у неё был выбор.
Люди метались по улицам. В основном в погоне за тележками. Тележки были нагружены всем тем, что обычно люди грузят в тележки: дровами, детьми, продуктами.
Теперь они больше не уворачивались от людей, а слепо двигались все в одном направлении.
Тележку можно было остановить, перевернув её, но колёсики продолжали безумно крутиться в воздухе. Волшебники заметили, как пара энтузиастов пыталась сломать тележки, но те оказались практически неразрушимы – они гнулись, но не ломались, и пока оставалось хоть одно колёсико, они не оставляли героические попытки укатиться.
– Гляньте на эту! – крикнул аркканцлер. – В ней моё бельё! Нет, серьёзно, моё бельё! Копать-колотить!
Он протолкался сквозь толпу и вонзил посох в колёсики тележки, отчего та перевернулась.
– В такой толпе народу ни во что нельзя пальнуть, – простонал декан.
– Да тут сотни тележек! – сказал преподаватель современного руносложения. – Они прямо как дурностаи![15]
А ну, брысь от меня, ты…Он замахнулся посохом на тележку.
Поток тележек тянулся прочь из города. Люди, пытавшиеся его остановить, отстали или пали под вихляющимися колёсиками. Только волшебники продолжали преследование, покрикивая друг на друга и атакуя эту серебристую лавину заклинаниями. Это не помогало. Нет, магия работала отлично. Одна молния – и тележка превращается в тысячу маленьких проволочных головоломок. Но что толку? Миг – и на место павшей прикатят две новых.
Тележки вокруг декана разлетались в металлическую крошку.
– Он, похоже, лихо наловчился! – заметил главный философ, переворачивая вместе с казначеем очередную тележку.
– Особенно кричать «йоу», – добавил казначей.
Декан не помнил, когда он в последний раз был так счастлив. Шестьдесят лет он подчинялся всем строгим правилам волшебников и вот наконец мог отвести душу как никогда прежде. Он раньше и не знал, что в глубине души всегда мечтал разносить вещи в клочья.
С навершия его посоха срывалось пламя. Ручки, обрывки проволоки, беспомощно вертящиеся колёсики разлетались вокруг него. Целям не было конца, и это приводило его в восторг. Вторая волна тележек, сгрудившись в узком проходе, пыталась проехать поверх тех, что ещё стояли на земле. У них не получалось, но они всё равно пытались. Потому что сзади на них уже накатывала третья волна, сминая их и пытаясь переехать.