Тут уже есть близко родственные явления, фанаты – увлеченные той или иной звездой шоу-бизнеса: от Элвиса Пресли до Киркорова, от Лолиты до Глюкозы. Наши спортивные фанаты имеют такое же отношение к спорту, как фанаты Лолиты – к пению или к музыке. Они могут быть столь же неспортивными (курящими, пьющими, толстыми), как фанаты певцов – безголосыми и без музыкального слуха.
Но отличие у спортивных фанатов есть: они концентрируются вокруг команд. Поэтому объединяются в клубы против таких же фанатов других команд. В старину почитатели певцов или музыкантов назывались «поклонниками», они поддерживали своих кумиров на концертах, но редко имели возможность выступить против поклонников других певцов или музыкантов. Поэтому не показывали такой воинственности.
Есть еще одна филологическая заметка. У английских спортивных фанатов их основное действие называется не «болеть», а support (поддерживать) или to be a fan (быть фанатом, фанатеть). А в русском языке это действие рассматривается как достигающее степени болезни, ненормального состояния. Аналогично итальянскому tifare (болеть), при tifico (тифозный), tifosi (болельщики).
Немного истории.
Теперь посмотрим, как это было в плане истории. Футбол и хоккей, конечно, дело недавнее. В Древнем Риме на стадионах публика наслаждалась гораздо более грубыми зрелищами – боем гладиаторов и имела возможность криками и знаками решать, остаться ли гладиаторам жить или быть тут же убитыми – у всех на глазах. Кулачный бой стенка на стенку – старая русская забава. В средневековой Европе рыцарские турниры привлекали внимание общества, а оруженосцы рыцарей сражались между собой (та же кулачная забава, но со щитами, гербами и церемониями). Еще раньше в Византии публика напряженно следила за состязаниями колесниц, а они представляли две команды – «синих» и «зеленых». И в конце концов вся страна разделилась на «синих» и «зеленых», между ними происходили стычки и столкновения по всей стране. В V–VI веках «синие» и «зеленые» стали играть серьезную роль в политических делах страны. Значит, в массе публика жадна до таких зрелищ и до таких забав, жаждет в них участвовать. Почему?Этология человека.
Тут нужно обратиться к этологии – науке о биологических основах поведения.Один из наиболее популярных этологов, Десмонд Моррис, пришел к выводу, что в современном человеке пережиточно сохраняется психофизиологический настрой на участие в племенной жизни. Ему неодолимо хочется участвовать в коллективной охоте, в стычках, где ощутимо плечо стоящих рядом сородичей. Он создает себе искусственно некое племя в виде внесемейной организации сверстников, преследующих общие цели – все равно какие. При этом коллектив должен быть большой, но не слишком большой – обозримый. То есть природа фанатских клубов – та же, что и у подростковых банд и у организаций сверстников в армейской дедовщине. В первобытном племени сверстники тоже были объединены и организованы (вспомним «мужской дом»).
Русский этолог В.А. Дольник (в книге «Непослушное дитя биосферы») выделяет в человеке более древние психологические механизмы, идущие еще от обезьян, эти механизмы и прорываются в молодежных пошумелках, выпускающих энергию, в драках, которые дают возможность установить и утвердить свой статус.
Эволюция и культура
. Эти соображения резонны, за ними стоят трезвые наблюдения. Но у меня накопились свои соображения, несколько отличные от них. Я столкнулся с этой проблемой, наблюдая уголовную среду в тюрьме и лагере и открыв в ней много совпадений с первобытным обществом – предметом моего профессионального изучения. Четкое деление на касты, вожаки и их дружины, наколка – татуировка как система обозначений статуса, система табу («западло»), примитивная речь с заменой многих слов многозначными (матерными), показной культ матери, и так далее.Размышляя над причинами этого сходства, я припомнил, что биологическое развитие (определяющее психофизиологию) сильно запаздывает по сравнению с социокультурным развитием. Что естественно: для биологического требуется многократная смена поколений, а их не ускоришь, в то время как социокультурное зависит от смены идей, а передача идей требует все меньше времени. Поэтому за последние 40 тысяч лет в Европе (и за 100 тысяч лет вообще) человек не пережил принципиальных изменений – он остался с тем же набором генов, с теми же психофизиологическими особенностями. А в социокультурном плане он прошел часть палеолита, мезолит, неолит, бронзовый век, железный, все последующие социоэкономические формации и вошел в атомный век – с тем же психофизиологическим багажом, который был у него в каменном веке.