Муссолини и его время

Явка, как и следовало ожидать, была очень высокой, а результаты свидетельствовали о почти единодушной поддержке режима. «Акт морального единства», по выражению пропагандистов, состоялся – почти 100 % пришедших для голосования, отдали свои голоса предложенный партией и профсоюзами список кандидатов в депутаты. Несмотря на то, что фашисты опять прибегли к подтасовкам при подсчете, нет сомнений в том, что подавляющее большинство из восьми с половиной миллионов итальянцев, пришедших в тот день к урнам, искренне одобряли внешнюю и внутреннюю политику дуче – по официальным данным против фашистского списка выступило лишь 155 тысяч избирателей. Необходимая для утверждения фашистского режима «политическая унификация» в общих чертах закончилась. «Антифашизм умер», – подытожил Муссолини исход выборов.

Осенью 1929 года он переносит свою официальную резиденцию во дворец «Венеция», показывая всем, что дуче одинаково удален и от министров, и от партийной суеты. Муссолини очень нравилась «Венеция» – это было величественное здание с роскошным интерьером многочисленных залов. Бывший дворец дожей и Габсбургов должен был олицетворять высокое положение главы режима, а огромный кабинет на втором этаже – демонстрировать высокий статус его владельца.

Водители, проезжавшие по прилегавшим к зданию улицам, не смели сигналить, чтобы не мешать ходу мыслей Муссолини – за нарушение полагался солидный штраф. Со временем у «великого человека» вошло в привычку объявлять наиболее важные свои решения с балкона «Венеции», наслаждаясь бурным одобрением толпы. В этом было нечто античное – цезарь и «народ Рима»! Пройдет немного времени, и стены рабочего кабинета диктатора украсят мозаичные карты Римской империи.

Резиденцию дуче охраняло специально созданное подразделение фашистской милиции – «Мушкетеры дуче». Они не сражались на римских улочках с гвардейцами Ватикана, подобно героям Дюма-отца, но были таким же символом нового времени, как переезд Муссолини. У дуче появилась личная гвардия – как у настоящего суверена.

Принятый в декабре 1929 года устав «Национальной фашистской партии» указывал на произошедшие в стране за последние годы изменения, определяя идеологию нового режима как веру, «имеющую своих последователей, объединяющую воинственных новых итальянцев, рожденных победоносной войной и последовавшей за ней борьбой с антинациональными силами». Следующие несколько лет можно назвать звездным часом фашистской Италии и самого дуче. Именно в этот период сформируется классический образ режима, запечатленный на бумаге и киноленте, воплощенный в музыке и камне.

Глава пятая

Дуче: образ вождя и настоящий Муссолини (1922–1932)

Итальянская пропаганда и культ дуче. Частная жизнь диктатора.

Лидеру итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти, вынужденному в 1927 году покинуть Италию, скрепя сердце пришлось отдать Муссолини должное – в отличие от «государственных деятелей прошлого», сказал Тольятти, фашисты знают, как надо действовать, чтобы «обеспечить контроль над массами». В то же время он был уверен, что решающее значение для их успехов имеет карательный аппарат. Тольятти не желал признавать, что Муссолини удалось победить там, где уже полвека царствовали левые – в организации пропаганды и массовых политических движений.

Между тем в Италии государственная пропаганда занимала ключевое место в легитимизации фашистского режима – Муссолини потребовал от получившей монополию на политическую и общественную деятельность «Национальной фашистской партии», ни много ни мало, изменить характер итальянцев, превратить нацию аполитичных болтунов в народ воинов. Своих соотечественников дуче желал видеть бравыми солдатами, летчиками и моряками, не делая в этом исключения и для собственных сыновей. Италия обязана нарастить мускулы! «Этот мягкотелый народ, – в сердцах говорил дуче, – превращен искусством в бесхребетное существо», они «глина, а не мрамор».

По мнению Муссолини, итальянцы слишком долго слыли в Европе народом, занятым только искусством, из-за чего их перестали уважать и бояться. Поэтому теперь, после победы «фашистской революции», на смену немного комичному образу постоянно жестикулирующего, чересчур эмоционального, шумного и болтливого жителя Апеннинского полуострова должен был прийти облик нового итальянца – молчаливого и сурового фашиста, готового в любую минуту выступить в поход по приказу вождя.