— Удивительно, удивительно… Наши господа медикусы сильно разгневаны тем, как лихо вы их отсюда выставили. Рвут и мечут. Слуга разговаривал с джентльменами в недопустимом тоне, оскорбление — просто ни конца, ни краю.
Моро осклабился. Август прекрасно понимал врачей, которые сейчас кипели от злости и обиды. С такой-то рожей лезть в их больницу и еще командовать! Странно, что обошлось без драки. Август представил, как пьянчуги из погребка притащили его сюда, а Моро разогнал персонал пинками и нецензурщиной, и невольно пожалел, что не видел этого эпического зрелища.
— Ну правильно. Надо было доктора на полу бросить да так и ковырять, — сказал Моро, и Август отметил, что его бандитская физиономия вроде бы обрела вполне приличное, даже почти интеллигентное выражение. Бургомистр замахал руками:
— Не дай бог, не дай бог! Доктор Вернон единственный анатом на весь регион!
— Что общего у Берта Авьяны и Лавин Подснежника? — спросил Август. Когда-то давно, еще будучи студентом, он принял дозу южного тонизирующего порошка, обработанную артефактом, и сейчас ощущение было таким же, как тогда. Август самому себе казался хрупким сосудом, наполненным кипящей водой и почти слышал, как в голове лопаются разноцветные пузырьки.
Все только плечами пожали.
— Я не интересовался, как идет расследование, — признался Штольц таким тоном, словно обязан был это делать, и теперь ему очень стыдно от того, что он не делал. — Должно быть, господин Кверен в курсе.
Августу вдруг захотелось, чтобы Штольц снова вернул руку на его лоб, и ему тотчас же сделалось невыносимо, мучительно стыдно от этого желания. Но память об этом прикосновении, понимание, что оно было настоящим, а не приснившимся, делало Августа живым.
Он не был ссыльной дрянью, которая потеряла все, что имела дорогого, и теперь прячется за броней цинизма, грубости и хмеля. Он был живым человеком, до которого можно было дотронуться.
Потом он опомнился, и стыд сдавил горло так, что Август сжал зубы и отвернулся.
— Макс пока ничего не докладывал, — ответил бургомистр и нервным порывистым движением запустил руку в волосы. — Ох, Господи, твоя воля… Еще и это явление!
— Как он выбирает жертв? — поинтересовался Август, глядя в окно. На темном фоне ночи отражалась палата, и белые лица людей казались масками, которые надевают кладбищенские призраки в родных краях вруна Санг Юпа. — Что общего между проституткой и редактором газеты?
— На первый взгляд, ничего, — вздохнул Говард и, посмотрев на Штольца, сказал: — Вы очень помогли, Эрик, когда нашли тело Лавин. У вас потрясающие знания в артефакторике.
Штольц рассмеялся и смущенно опустил голову, словно бургомистр хвалил его не по делу, и он не хотел принимать эту похвалу.
— Откровенно говоря, я просто нахватался верхушек, — признался он. — Наслушался рассказов Жан-Клода, вот он в этом деле действительно великий мастер.
Моро по-настоящему смутился и с преувеличенным вниманием стал рассматривать какой-то заусенец на пальце. Было видно, что похвала Штольца тронула его до глубины души — он был похож на собаку, которую приласкал обожаемый хозяин. Август вспомнил, как давеча Моро беглым движением сжал руку своего господина, и у него тотчас же стало точить в животе — такое же томительное неприятное чувство охватило Августа тогда, когда он узнал, что любимая девушка его оставила.
К чему он вдруг об этом подумал? И — какая тайна соединяет Штольца и Моро на самом деле?
— Да я к тому веду, что мне не хочется вызывать артефакторов из столицы, — совершенно простецки признался Говард. — За ними всегда приезжают какие-нибудь проверки и инспекции, вот только этого мне сейчас для полного счастья и не хватает. Если бы господин Моро согласился оказать определенную помощь полиции…
И он посмотрел в сторону Моро так выразительно, что слов уже и не требовалось. Моро неопределенно пожал плечами.
— Даже и не знаю, что сказать, — ответил он. — Работы и без того хватает.
И Август удивился, что в этой фразе не было ровно никакого желания набить себе цену.
— Почему бы и нет, Жан-Клод? — улыбнулся Штольц. — Думаю, это будет интересным.
Взгляд, которым слуга одарил господина, был взглядом заговорщика, который прекрасно понимает все неназываемые планы. Моро кивнул, и тогда Август спросил:
— Ну раз ты теперь главный по артефакторике, то как полагаешь, что помешало убийце бросить Гвоздику в меня? Я его видел, а он убирает свидетелей.
Веки становились тяжелыми, а голова плыла. Моро выразительно завел глаза к потолку и ответил:
— Вас и так хорошо приложило, доктор Вернон. Да и вообще… вы его видели? Как он выглядел? Ставлю голову против шлюшьей задницы, что ничего-то вы не помните.
Август сконфуженно умолк и поджал губы: он действительно не мог вспомнить, как выглядел тот, кто вышел из сиреневого марева Фиалки. Он вообще смотрел не на него, а на Авьяну, беспомощно вскинувшего правую руку. Моро понимающе качнул головой.