Музыка мертвых

Август нахмурился и полез в карман, где носил записную книжку. Вырвав страничку, он написал дату рождения брата и сестры Штольц — запомнил ее, когда газеты захлебывались восторгом по поводу приезда великого музыканта в Эверфорт — и протянул Льюису.

— Что можете сказать?

Экипаж неторопливо тронулся в сторону кладбища. Высадят Августа возле анатомического театра и потом отправятся к дому скорби. Возможно, Мавгалли был прав, говоря, что Льюис не дурак и никуда не сбежит. Когда ты все потерял, то тихая комната будет самым лучшим пристанищем.

Льюис нахмурился, вытащил огрызок карандаша, подаренный Мавгалли, и набросал несколько строк.

— Женщина, — уверенно сказал он. — И ее судьба не менее удивительна, чем ваша. Ее обвинили в преступлении, которого она не совершала. Рядом с ней нечто, какое невозможно описать.

Август кивнул — профессор не сказал ничего нового. Кроме неописуемого нечто — поди знай, что это такое.

— Да, ее судьба и впрямь была удивительна, — произнес он. — Она умерла.

Теперь уже Льюис посмотрел на него, как на идиота. Август невольно заерзал на сиденье.

— Умерла? — спросил математик с теми сварливыми нотками, с которыми, должно быть, говорил с коллегами на кафедре или нерадивыми студентами, не понимающими элементарных вещей. — Ничего подобного! Она жива и прекрасно себя чувствует! Будь она мертва, то в формуле высчитывалась бы Драконова петля, вот тут. Петли нет, ваша прекрасная дама жива и здорова.

Экипаж подпрыгнул на какой-то колдобине, так, что Август и Мавгалли едва не треснулись головами о низкий потолок.

— Жива? — растерянно повторил Август. Льюис вернул ему листок и хмуро ответил:

— Я могу б-быть нездоров, доктор Вернон, но я никогда не ошибаюсь в своих вычислениях. Никогда. Я п-психопат, но не идиот, господин Мавгалли вас не обманывает.

Мавгалли коротко хохотнул.

— Проверим! — сказал он. — Скорей бы уже мне дожить до моего домика с садом!

* * *

После вскрытия Авьяны Август отправился в полицейский участок — там собиралась вся следственная группа. Первым, кого он увидел, войдя в кабинет Кверена, был Моро. Сегодня он привел себя в порядок, принарядился и прибрал патлы, и теперь в слуге Штольца появился даже некий оттенок интеллигентности.

«Ну да, — подумал Август, вешая пальто на крючок. — Он же теперь наш специалист по артефактам».

Штольц сидел позади всех и что-то быстро писал в открытом блокноте. Рядом с ним был единственный свободный стул, и Август этому обрадовался и в то же время почувствовал болезненный укол стыда. Вспомнился Льюис с его пророчествами и признаниями, и Августу окончательно сделалось не по себе.

Он сел, бросил взгляд в блокнот Штольца — ноты, разумеется. Гений работал, потому что музе все равно, где он находится, в морге или в полиции. Она просто приходит и берет свое. Кверен кашлянул в кулак, привлекая внимание, и Штольц встрепенулся так, словно только что обнаружил, где находится.

— А, доктор Вернон, — негромко сказал он и улыбнулся. — Как вы?

— Все хорошо, — откликнулся Август. — Ваш Моро сегодня прямо франтом.

— Ну что, коллеги, — шумно вздохнул Кверен, — давайте начинать. Итак, у нас два трупа за неделю. В городе действует серийный убийца. Сейчас господин Моро, — полицмейстер бросил угрюмый взгляд в сторону слуги, — расскажет нам пару слов об артефактах.

Моро поднялся со стула и, встав так, чтобы все его видели, произнес:

— Убийца использует Гвоздику, боевой артефакт, который выжигает мозг жертвы. Отсюда лично у меня два вопроса. Первый — где он их берет? Одна такая Гвоздика стоит пятнадцать тысяч карун, и их просто так не купить, только по военным заказам. Значит, убийца либо военный, либо имеет на них выход.

— И он, к тому же, очень богатая сволочь, — угрюмо добавил Краунч, который сидел рядом с Фирменом и задумчиво ковырял заусенец на указательном пальце. — Раз так деньги мечет, чтоб убить проститутку и журналиста.

Моро кивнул.

— Исключительно богатый, — согласился он. — Я подумал и составил примерный портрет убийцы.

Полицейские оживились, по кабинету прокатились одобрительные реплики. Август покосился на Штольца: тот сидел, прикрыв глаза, и вроде бы дремал, но карандаш в его пальцах продолжал летать по строчкам, усыпая их закорючками нот.

Августу вдруг нестерпимо, до боли в руках захотелось прикоснуться к нему. Провести пальцами по щеке, дотронуться до губ. Он зажмурился, сжал переносицу: нет, это какое-то наваждение, с ним нужно бороться, а не поддаваться ему. В конце концов, что может быть смешнее и нелепее?

Он опустил руку и с преувеличенным вниманием начал слушать Моро, который держался так важно, словно был столичным профессором, а не слугой и бывшим бандитом.

— Мужчина, возраст до пятидесяти лет, — произнес Моро. — Потому что для перемещений пользуется Фиалкой, а возрастные господа после нее, как правило, изволят стремительно опорожнять кишечник.

Полицейские дружно загоготали. Народ в Эверфорте был простой, и юмор у него тоже был не сильно сложный.