Музыка мертвых

— Что мы знаем? — спросил Кверен и принялся загибать пальцы: — Убийца — военный, который использует артефакты. Он убивает тех, кто слышал музыку во время огненного явления. Поскольку явление было не только у нас, но и по всему миру, нужно отправить запросы по линии полиции насчет трупов с цветами во рту. Еще у меня есть товарищ в военной полиции, в артефакторском отделе. Напишу ему по поводу того, не пропадала ли у них Гвоздика. Ну и как всегда: вести себя осторожно, сообщать о подозрительных предметах.

На том и порешили.

Когда они выходили из здания, то хмурый Моро несколько разгладил физиономию, получив в руки блокнот Штольца. Август невольно подумал, что слуга похож на собаку, которой бросили сладкую косточку. Вон, чуть слюной не капает. Был бы девушкой, может быть, тоже бросал панталоны на сцену.

В нем снова проснулась злость.

— Вы бледны, — заметил Штольц, надевая перчатки. Август кивнул. Что тут можно было ответить?

— Пойду домой, голова ноет, — сказал он и добавил: — Профессор Льюис высчитал, что ваша сестра жива и здорова. И что она не убивала ваших родителей.

Лицо Штольца потемнело так, что Август испугался, устоит ли он на ногах. Моро предусмотрительно подхватил его под локоть и посмотрел на Августа тем взглядом, за который в иных местах и морду бьют. По губам Штольца скользнула блеклая, какая-то жалкая улыбка, и Август ощутил очередной укол стыда, словно он и в самом деле ударил его.

— Это совершенно невозможно, доктор Вернон, — глухо произнес Штольц. — Прощайте.

* * *

Август провел три дня дома, занимаясь тем, чем и положено заниматься интеллигентному человеку зимой и в состоянии душевного расстройства: он пил, угрюмо смотрел в окно и снова пил. Снаружи была веселая морозная зима, дети и родители наряжали огромную уличную ель, увешивая ее пряниками и шарами, разносчики глинтвейна сбивались с ног, и город выглядел таким спокойным и радостным, словно никого и не убивали.

Мысли и чувства, которые кружили в душе Августа, были злыми и когтистыми. Они царапали, они язвили, они клевали — в какой-то момент Август даже посмотрел на люстру и вдруг подумал, что там очень легко закрепить веревку. У него ведь была веревка, и он мог все решить сразу и окончательно — потому, что приняв и признав то чувство, что терзало его, больше не мог бы жить, как раньше. Август выпил еще и заснул за столом, подумав напоследок, что это, возможно, к лучшему. Он еще успеет сдохнуть без покаяния, неизвестный убийца позаботится об этом.

И его любовь — та, которую Август наконец-то смог назвать любовью — уйдет вместе с ним, успев причинить боль только ему, и никому больше.

На четвертый день пришла Агапа, служанка, которая забирала в стирку белье и наводила порядок. Оценив состояние Августа, который сидел за столом со стаканом в одной руке и анатомическим справочником в другой, Агапа сказала:

— Вы бы, барин, погулять сходили, что ли? Погода хорошая, морозец. А то вон, в комнате вонища какая, хоть топор вешай. Вроде приличный вы человек, а все туда же.

— Куда «туда же»? — хмуро уточнил Август. Агапа прошла по комнате, сгребая грязную одежду и белье в мешок, и сварливо ответила:

— Известно, куда. Куда все наши выпивохи. А то я пьянь не видела? Все вы, мужики, одинаковые, хоть простые, хоть ученые, хоть какие. Как напьетесь, все на одну синюю рожу. Идите уже погуляйте, воздуха дохните. Дети колядовать пошли, вы им как раз за Рогатого Буку сойдете. Вон гляньте в зеркало, такой личиной только кошек пугать.

Август хотел было посоветовать служанке прикрыть рот и не лезть не в свое дело с советами и комментариями, но затем подумал, что Агапа права, и отправился в ванную. Во всем нужно знать меру, как говаривал Говард, наливая шестую и последнюю стопку, и Август решил, что пора опомниться.

Надо было взять себя в руки и жить дальше.

Город встретил его свежим воздухом, пахнущим апельсинами, елками и корицей, хрустом снега под ногами, огоньками свечей на елках и бесчисленными красными фонариками на дверях — символом счастья и достатка. Горожане спешили в лавки и магазинчики — покупать подарки на новый год. Шуршала красно-белая оберточная бумага, звенели монеты, весело смеялись девушки, и Август, рухнув в эту предпраздничную кутерьму, вдруг обо всем забыл и вновь почувствовал себя молодым и счастливым. Новый год всегда приносит новые надежды — даже тем, кто успел окончательно отчаяться.